Стремительная «ситизация», из-за которой в Ташкенте полегло немало памятников архитектуры, добралась до Бухары. O'zbekiston 24 обнародовал новый амбициозный проект Bukhara-City, подготовленный по личному распоряжению президента Шавката Мирзиёева. Пока трудно судить о том, во что выльется строительство этого комплекса, в котором, по заявлению авторов, будут соседствовать социокультурные, торгово-финансовые и жилые объекты (по опыту Ташкента мы знаем, что «сити», провозглашенный будущим высотным деловым центром столицы, мягко эволюционировал в возведение «элитного жилья», причем преимущественно малоэтажного, на самом привлекательном участке городского центра). Однако многие аспекты бухарского «сити» можно обсудить уже сейчас, тем более что они уже вызвали бурную реакцию в социальных сетях.
Большинство характеристик, которыми пользователи интернета наградили представленные эскизы, вряд ли удивят историков архитектуры, привыкших к тому, что люди склонны усматривать фаллические символы в любом вертикальном сооружении, включая средневековые минареты. Можно, однако, обрисовать более специфичные линии архитектурной истории, в которые встраивается бухарский Сити. Если говорить об общем плане, он очевидно напоминает ташкентский Сити: композиция вновь выстроена вокруг циркульного паркового ядра, с веерным расположением объектов. Уверен, неслучайно и то, что именно по такому плану чуть раньше был выстроен футуристический комплекс «Экспо-2017» в Астане, который, как показалось многим, переполнил чашу терпения руководителей Узбекистана, побудив их пуститься в погоню за синей птицей центральноазиатского неолиберализма. В Ташкенте результат оказался скромнее астанинского: планетарные грезы обернулись городским кварталом, занявшим место ранее планировавшегося здесь Центрального парка. К слову сказать, разбивка парка была здесь куда уместнее, т. к. в подготовленных после землетрясения 1966 года сейсмических картах на этой территории было категорически не рекомендовано строительство, тем более высотное.
Bukhara-City кажется уменьшенным инвариантом ташкентского, связи с Астаной здесь почти не просматриваются. Зато у него был другой архитектурный прототип: проект центра Чиланзара, подготовленный в 1969-1970 гг. Андреем Косинским (в состав его творческой бригады также входили Ю. Мирошниченко, А. Ануфриев, В. Азимов, А. Дизик, Л. Нефедов, Г. Чернов). Несмотря на все различие советских СНиПов, оркестрировавших программу социалистического строительства, и неолиберальной повестки, озвучиваемой сегодня властями Узбекистана, функциональная начинка обоих комплексов схожа: и тут, и там гостиничные комплексы, огромная библиотека (библиотека Чиланзарского центра предусматривала размещение миллиона томов!), социальные и торговые объекты. Пожалуй, лишь банки, коим в Bukhara-City выделены 10 тыс. кв. м., отличают задекларированную функциональную начинку одного комплекса от другого. При этом визуальное сходство бухарского проекта с ташкентским прототипом полувековой давности очевидно. Три их главных элемента — зеленая зона со свободно расставленными объектами, циркульные высотные сооружения и сферические торговые павильоны — кажутся инвариантными эскизами одного и того же проекта. Правда, высотные корпуса Bukhara-City стройнее и выше, но как раз высоту в данном случае необходимо снижать, учитывая то, что в трех километрах от небоскребов находится минарет Калян.
Отмечу, однако, что в проект Андрея Косинского полувековой давности было заложено немало инновационных принципов. Его циркульные высотные корпуса строились по принципу «термоса», стенки которого сохраняли прохладу благодаря внутреннему двору с возникающими там конвекционными токами воздуха (архитектор обнаружил этот эффект, изучая вернакулярную народную архитектуру, и затем не раз использовал найденный прием в своих проектах). Солнцезащитные дуги на высотных корпусах конфигурировались таким образом, чтобы обеспечить равную инсоляцию для всех помещений вне зависимости от того, в какой части здания они были расположены. И, наконец, наиболее высокие сооружения проектировались как «дома-поплавки», лежавшие на водной прослойке и защищенные таким образом от разрушительных землетрясений. Авторы Bukhara-City позаимствовали у Косинского принцип «термоса», однако постарались закамуфлировать признаки плагиата, раскрасив круглые и сферические объемы в золотистые металлические цвета. Если золотистую оболочку действительно смонтируют, легко прогнозировать, что в условиях бухарского климата она быстро покроется разводами от смываемой дождями пыли.
Однако главная проблема перестройки Бухары заключается не в запоздалом варьировании идей Андрея Косинского. Гораздо тревожнее та часть видео O'zbekiston 24, в которой президенту представили проект нового комплекса между мечетью Калян и Арком. Как видно на снимках GoogleEarth, весь этот участок уже радикально зачищен для будущего строительства, а это означает, что тень изгоняемого из списков ЮНЕСКО Шахрисабза теперь может нависнуть и над Бухарой.
В этой проблеме следует разобраться, т. к. она является одновременно архитектурной, юридической и постколониальной. Начну с последнего. Судя по всему, речь идет о создании «первого в Узбекистане квартала ремесленников», того, чье строительство СМИ торжественно возвестили два года назад, пообещав, что квартал будет сдан в 2018 году. Воз и ныне там, но сама идея создания «улицы ремесленников» или «квартала ремесленников» уже с седой бородой. В частности, она была активно продвигаема тем же Андреем Косинским при проектировании ташкентского микрорайона Калькауз в 1974-1978 годах. О том, насколько эта идея несовместима с работой ремесленников и подспудно несет в себе старые колониальные коннотации, я подробно писал в опубликованной недавно статье «Заповедник«, к которой хотел бы отослать читателя.
Что касается юридических аспектов проблемы, то, согласно формулировке ЮНЕСКО, центр Бухары является «наиболее целостным образцом средневекового города в Средней Азии, с почти неизмененной городской планировкой». По документам ICOMOS статус всемирного наследия присужден практически всей территории исторического центра (216 га), в границах которого застройка должна реставрироваться и регенерироваться в уже существующих формах. Участок между Арком и Каляном входит в ядро охраняемого участка. Теоретически нового строительства здесь быть не должно, а уже в очерченных границах среда должна реставрироваться и регенерироваться в уже существующих формах. На практике все не так просто.
На фотографиях французского фотографа Поля Надара, сделанных в конце 19 века, еще можно увидеть, как выглядел участок между Каляном и Арком вскоре после российского пришествия в Центральную Азию. Привилегированное место между дворцом эмира и главными центрами религиозной жизни было занято казенной канцелярией, небольшим медресе Бадалбек, а также в терминологии сегодняшних риэлтеров «элитным жильем». В частности, согласно плану Ильи Пославского 1866 года, здесь располагался дом Диванбеги, главного визиря эмира. К слову сказать, как и сегодня, «элитность» не означала в те времена лучшего художественного качества. Из заметок Лазаря Ремпеля, детально обследовавшего Бухару в 1930-1940-е годы, известно, что лучшими образцами средневекового жилого зодчества были со вкусом и тактом отстроенные дома ремесленников, тогда как крупные баи, занимавшие жилье в центре шахристана, отдавали предпочтение аляповатым зеркалам, позолоте, фабричным багетам и пр. Также городская артерия, связывающая базарный купол Токи Заргарон с площадью Регистан и проходившая у стен мечети Калян, традиционно оставалась средоточием торговых и ремесленных лавок.
Однако именно этой части города особенно не повезло почти сто лет назад, в конце августа 1920 года, когда Бухара подверглась артиллерийскому обстрелу и бомбардировке авиацией Красной армии. Аэросъемка запечатлела клубы дыма, поднимающегося над всем кварталом, а фотографии, сделанные после штурма города, демонстрируют, что на площадке между Арком и мечетью Калян остались лишь два здания — небольшое медресе Бадалбек и, судя по всему, вторая казенная канцелярия Хаули Пойон. Затем исчезли и они. Несмотря на то что улице между куполом Токи Заргарон и площадью Регистан, проходящей у стен мечети Калян и площадью Регистан, присвоили имя Сталина, а затем Коммунаров, ее основной функцией была торговля, а на расчищенном месте возник советский продуктовый базар с совершенно несвойственной Бухаре рудиментарно-барачной архитектурой. Ближе к нашему времени снесли и этот рынок, построив на его месте лавки ремесленников и ювелиров. С архитектурной точки зрения они не выдерживали никакой критики, и потому их снос был неизбежен. Однако расчистка огромного пространства, площадь которого в полтора раза превышает основание самой большой в городе мечети Калян (площадь мечети шире грандиозной Биби-Ханым в Самарканде), внушает серьезные опасения. Судя по ролику O'zbekiston 24, огромный ремесленно-торговый монстр в данном ключевом градостроительном участке может представлять серьезную проблему для памятников. В этой связи стоило бы вернуться к советскому опыту проектирования объектов для центра Бухары.
Дыры, которые в городской ткани Бухары оставили бомбардировка 1920 года и строительство первых советских десятилетий, пытались залатать немало выдающихся архитекторов. Первым из них был все тот же Андрей Косинский, предложивший в конце 1960-х годов концептуальный проект переустройства торговой улицы, связывающей оставшиеся три уцелевших средневековых торговых купола. Как и почти все у Косинского, этот проект был чрезвычайно ярким, но потому и во многом спорным в исторической среде, из которой бы выбивались слишком активные модернистские контрапункты. Однако главная идея Косинского представляется важной и актуальной по сегодняшний день. Она заключалась в том, что его проект учитывал историческую объемную планировку, воссозданную на основе обмеров, проведенных в Бухаре в 1920-е годы лидером конструктивистов Моисеем Гинзбургом. В результате новые объемы воссоздавали историческую ассиметричность улицы, следуя ее угловатым, «неправильным» формам. Как и многие другие экспериментальные проекты того времени, замысел Косинского реализован не был.
Следующая серия проектов была связана с попытками решить транспортные проблемы Бухары (в числе предложений была даже высотная эстакада, пролегающая через историческое ядро по проспекту Навои) и обустроить улицу Ленина (сегодня Накшбанди), ведущую из нового города к комплексу Ляби-Хауз. В 1970-е годы по этой улице предполагалось возвести немало высотных строений, однако в 1980-е внимание к исторической архитектуре обострилось, и проблема подъезда к старому городу стала решаться более нюансировано. В конкурсе, организованном по этому случаю в 1983 году, приняли участие многие ташкентские и бухарские градостроители — такие как Иосиф Ноткин, Александр Александрович, Юрий Халдеев, Исхак Исраилов и другие. Это было время излета советского модернизма, когда это движение почти полностью утратило свой социальный пафос, но при этом начало нащупывать новые возможные типы отношений с исторической средой. Кто-то из участников проекта еще предлагал выстроить грандиозные модернистские комплексы с «живописными видами» на старый город — однако подобный подход содержал в себе скрытые колониальные коннотации (об этом подробнее здесь) и характеризовался внутренним парадоксом: паноптические площадки для обозрения нетронутого «города-заповедника» в корне меняли городскую жизнь. Позитивный потенциал этих проектов заключался в интересе архитекторов к регенерации городской среды и работе над новыми типами жилья, близкого вернакулярной архитектуре и пригодного к «вживлению» в традиционные кварталы. Этим занимались, в частности, Иосиф Ноткин и Злата Чеботарева, однако экономическая стагнация позднего СССР не позволила перейти от проектов к практическому строительству.
Замечу, однако, что республиканская власть, подстегивавшая работу в данном направлении, в это время стала испытывать сомнения в способности архитекторов Узбекистана решить проблемы исторических городов. Шараф Рашидов лично инициировал передачу заказов на строительство туристического центра напротив Регистана в Самарканде и реконструкцию улицы, связывающей три бухарских торговых купола, московскому архитектору Феликсу Новикову, автору многих модернистских объектов 1960-1980-х годов. Бригада Новикова с энтузиазмом взялась за дело и быстро подготовила оба проекта — однако в 1983 году Рашидов умер, и развития эта история не получила.
С распадом СССР все упомянутые проекты были сданы в утиль, а институции, занимавшиеся охраной памятников, частично расформированы или озадачены проблемой реконструкции, т. е. разрушения памятников. Поэтому по большому счету серьезного опыта по регенерации бухарской городской среды сегодня не существует.
Учитывая сказанное, строительство огромного ремесленно-торгового центра у стен мечети Калян не может не устрашать. Поражает то, что на территории, входящей в список мирового наследия ЮНЕСКО, масштабный новый объект проектируется:
— без объявления международного конкурса;
— без ясно артикулированной программы (цели, задачи, условия, ограничения);
— без экспертного обсуждения с привлечением международных специалистов, имеющих опыт строительства в контексте исторических городов с памятниками исламской архитектуры;
— без объявления имени авторов проекта и представления проекта общественности;
— без гласных консультаций с организациями по защите архитектурного наследия.
По кадрам, мельком попавшим в репортаж канала O'zbekiston 24, можно судить о том, что проектируемый объект:
— не соответствует исторической топографии и членениям улицы, которую он обрамляет;
— обладает более крупными ритмическими членениями, нежели стоящая на его фоне мечеть Калян, и таким образом зрительно уменьшает ее, вместо того чтобы, напротив, подчеркнуть ее масштаб;
— предполагает строительство симметричных павильонов на большой протяженности, что противоречит бухарской традиции вообще и данного участка шахристана в частности;
— не учитывает то, что со стороны Арка комплекс выстраивается на месте исторических ворот бухарского шахристана и не обыгрывает эту важную деталь городской истории;
— в очередной раз предлагает декорацию из перерисованных «исторических» элементов «восточной архитектуры» и, в частности, из «национальных» колонн, что, не будучи зазорным само по себе, в современных практиках узбекистанского зодчества зачастую обращалось худшими образцами архитектурного китча.
Все это вместе взятое свидетельствует о том, что вопрос о возводимом комплексе необходимо срочно поднимать на самом высоком уровне, включая ЮНЕСКО, пока оттуда не прилетел легко прогнозируемый бумеранг.