Черкасская Голгофа

Участники Черкасской обороны с одной из самодельных пушек. Фото с сайта silkadv.com

В 1918-1919 годах у подножия гор Джунгарского Алатау, на самой границе с Китаем, развернулись события, которые смело можно отнести к наиболее драматичным и парадоксальным эпизодам Гражданской войны в России. Больше года жители нескольких небольших сел, отрезанные от внешнего мира и вооруженные чем попало, оказывали сопротивление превосходящим силам белогвардейцев. Уникальность этого эпизода, вошедшего в историю как «Черкасская оборона», заключается в его исключительной жестокости и сложной социальной паутине: то была не просто схватка «красных» и «белых», а война на уничтожение, в которой сплелись аграрные конфликты, межсословная ненависть и трагические последствия колониальной политики Российской империи.

Лоскутное одеяло

Семиречье — край, где империя заканчивалась, а степь переходила в горы, — всегда жило по своим правилам. Эта территория, богатая пастбищами и лесами, привлекала особое внимание российских колонистов: казачьи станицы вроде Абакумовки и Лепсинской соседствовали с крестьянскими поселениями выходцев из центральных губерний и кочевьями коренных жителей. При этом царская администрация раздавала земли направо и налево, не думая о последствиях. К началу XX века регион, по сути, превратился в пороховую бочку — ускоренная колонизация, инициированная реформами Петра Столыпина, только усилила напряжение, выдавливая местных из традиционных кочевых угодий.

Искрой стало восстание 1916 года — реакция на мобилизацию тыла для Первой мировой. В Семиречье бунт вспыхнул особенно яростно: казахи, кыргызы и дунгане, призванные на работы вдали от родных степей, взялись за оружие. Волнения перекинулись на казачьи станицы и русские поселения — начались грабежи, убийства крестьян и чиновников, поджоги. По официальным данным, погибло около трех тысяч русских поселенцев. В ответ отряды царской армии устроили карательные операции, вынудив сотни тысяч кочевников бежать в Китай. Последствия восстания оказались катастрофическими: земля опустела, а доверие между этническими группами было сведено к нулю. Бунт не просто осел в памяти как травма — он переформатировал регион, усилив милитаризацию и межэтническую рознь. Русские крестьяне, пережившие погромы, теперь в каждом кочевнике видели врага, казаки укрепляли станицы, выжившие казахи и кыргызы копили обиду.

К 1917 году Семиреченская область, относившаяся к Степному краю (генерал-губернаторству), напоминала лоскутное одеяло, состоящее из озлобленных и растерянных общин. После Февральской революции Семиречье, как и остальная периферия, погрузилось в вихрь смены власти. Несмотря на то, что временное правительство назначило повсюду своих комиссаров, их указы тонули в управленческом хаосе.

К осени 1917-го большевики взяли верх в административном центре области — Верном (ныне Алматы), провозгласив советскую власть, но на селе по большей части царила анархия. Только в конце марта 1918 года совет народных комиссаров был избран в граничащем с Китаем Лепсинском уезде с селами Черкасское (сегодня — Черкасск), Петропавловское, Покатиловское и Антоновское, в которых проживали так называемые «новоселы» — колонисты, прибывшие в Семиречье в результате столыпинской реформы. В апреле собравшиеся на уездный съезд советов в Лепсинске (Лепси) делегаты признали власть большевиков при минимальном преимуществе последних: «за» проголосовали 87 человек, «против» — 76.

Возглавив уезд, коммунисты немедленно начали готовить в селах и казачьих станицах мобилизацию в Красную армию. Почти одновременно до Семиречья дошли слухи и о Брест-Литовском мире, заключенном правительством Советской России с Германией. Вкупе с первыми декретами большевиков и самовольным переделом земли это подогрело недовольство новой властью по всему Степному краю, где, помимо зарождающегося белого движения, активную деятельности вели алашордынцы — сторонники создания казахской автономии (Алаш-орды). В Семиречье они объединились с той частью казаков, которая подняла вооруженное восстание в районе Верного. Как писала в духе советского агитпропа исследовательница Калима Тулекеева, под чьим авторством в 1957 году вышел труд «Черкасская оборона»:

«Свергнутые Великой Октябрьской социалистической революцией эксплуататорские классы метнулись на окраины России, где нашли поддержку со стороны буржуазных “национальных” правительств. Контрреволюция стала собирать силы для того, чтоб уничтожить Советскую власть и вернуть свое господство».

В конце мая белогвардейское подполье, поддержанное солдатами Чехословацкого корпуса, эшелоны которого растянулись по железнодорожным станциям от Пензы до Владивостока, свергло власть советов в Петропавловске. После этого последовало каскадное изгнание большевиков из Кокчетава (Кокшетау), Павлодара, Семипалатинска (Семея) и Усть-Каменогорска.

Карта зоны боевых действий во время Черкасской обороны

Восставшие ранее семиреченские казаки и алашордынцы, вытесненные красноармейцами к границе с Китаем, обратились к белогвардейскому командованию с просьбой о помощи. В штаб Степного корпуса Сибирской республики была отправлена телеграмма:

«В Верненском уезде совершенно уничтожены станицы Малая, Большая, Каскелен, Тастак, некоторые кыргызские, старожильческие селения. Большая часть населения без различия полов, возраста вырезана большевиками. Беженцы по дороге расстреливаются. По декрету облсовета казаки лишены звания, земли и общественных прав, и кыргызы ограничены в правах».

В ответ на это обращение белые сформировали специальный Семиреченский отряд в составе около 700 штыков и сабель при одном орудии и четырех пулеметах. С этими силами они отбили у красных Сергиополь (Аягоз) и стали продвигаться дальше на юг. Это спровоцировало казачье восстание по всему Семиречью, поддержанное сторонниками казахской автономии. К концу августа советская власть была демонтирована почти по всему району, прилегающему к горам Джунгарского Алатау — лишь несколько деревень с русскими «новоселами» остались под контролем большевиков. Их жители, заблаговременно сформировавшие отряды самообороны от казаков и алашордынцев, решили занять круговую оборону, рассчитывая на прибытие подмоги из Верного.

Малая земля

Всего в тылу у белых, командование которых поставило перед войсками задачу продолжать наступление в сторону областного центра, оказалось двенадцать русских селений Лепсинского уезда. Сюда же, опасаясь казачьего беспредела, перебрались крестьяне тех сел, которые уже были заняты казаками. Как докладывал в ставку верховного главнокомандующего Русской армией Александра Колчака капитан контрразведки Андрей Симонов:

«Среди казаков, считавших себя собственниками края, была пропаганда уничтожения всего не казачьего населения. Это известно всему краю. Поэтому теперь большевики на все призывы сложить оружие отвечают: “Отступать нам некуда, потому что мы не хотим бросать свои земли, сдаваться не можем, потому что нас перебьют безоружных”».

Принято считать, что в распоряжении обороняющихся черкассцев было 7 отрядов пехоты и 19 эскадронов конницы (около 5 тысяч штыков и сабель, 3 орудия, 5 пулеметов). Однако, по словам белых офицеров, почти все население окруженной области, численность которого вместе с беженцами возросла до 40 тысяч, было мобилизовано и вооружено, если не винтовками, то вилами и топорами. В оборону записывали и 10- и 60-летних. Вокруг деревень, на пространстве нескольких километров, крестьяне, среди которых оказалось множество фронтовиков Первой мировой, вырыли целую сеть окопов и опорных пунктов, оборудованных пулеметными точками.

Вид с самой высокой точки Черкасской обороны. Фото с сайта vlast.kz

Противостоящие силы белых были практически сопоставимы, если считать по головам — всего на Семиреченском фронте они имели к началу осени 1918 года почти 3 тысячи штыков и сабель (включая около 400 человек в алашордынских сотнях), 2 орудия и 22 пулемета. С начала 1919 года в Лепсинском уезде также начал действовать отряд атамана Бориса Анненкова в количестве 2 тысяч бойцов, 8 орудий и 25 пулеметов. Увеличить эту группировку командование белых на тот момент не имело возможности, поскольку все свободные резервы направлялись на более важный в стратегическом отношении Уральский фронт.

Тем не менее войска Колчака имели преимущество над обороняющимся и по части вооружения, и по части обеспечения боеприпасами. Крестьянам, отрезанным от «большой земли», приходилось решать вопросы снабжения самостоятельно, поскольку фронт на Верненском направлении с осени 1918 года оставался статичным, несмотря на попытки обеих сторон изменить статус-кво.

Когда белые в конце августа — начале сентября предприняли попытку занять село Покатиловское, на вооружении защитников было всего 50 берданок. Крестьяне устроили в сельской кузнице патронную мастерскую, а всех детей, женщин и стариков обязали собирать пустые гильзы, которые потом набивались самодельным порохом. Оборону села возглавил местный священник, но при этом большевик Мстислав Никольский. Выпускник Тверского духовного училища, позже он поступил в университет в Санкт-Петербурге, но был отчислен и выслан в Сибирь за участие в студенческих беспорядках.

Под руководством Никольского жители села отстояли свои позиции до прибытия подкреплений, но уже в следующем месяце Покатиловское пришлось оставить — центр сопротивления сместился в Черкасское, куда перебрался и Никольский. 10 сентября его избрали первым командующим всеми вооруженными силами Черкасской обороны, территория которой была поделена на семь гарнизонов. Каждый такой гарнизон состоял из одного-двух кавалерийских эскадронов и отряда самообороны. Между селами была организована конная связь — «летучка». При необходимости из Черкасского на особо уязвимые участки фронта направлялись резервы.

Для помощи раненым бойцам в селе Черкасском был организован лазарет. Главврачом обороны стал казах Али Котибаров, окончивший Санкт-Петербургскую военно-медицинскую академию. Под его началом работали 4 фельдшера. Из-за нехватки медикаментов широко использовались различные лекарственные травы, которые собирали местные жители. Как впоследствии говорилось на заседании Семиреченского областного ревкома, «на две тысячи раненых и пять тысяч больных у лепсинцев (черкассцев) был только один врач».

Семиреченский казачий взвод, 1914 год

Вся площадь Черкасской обороны на конец 1918 года составляла приблизительно 3 тысячи квадратных километров, а протяженность линии фронта — около 200 километров. Участник обороны В.С. Довбия позже вспоминал:

«На рытье окопов вышли и старые, и малые, женщины и мужчины. Бывшие фронтовики, не только видевшие окопы, но изрядно посидевшие в них в германскую войну, теперь давали советы, где и как копать, где делать ходы сообщения, что надо делать в первую очередь, а что потом. За неделю в Черкасском и Петропавловском были вырыты сплошные окопы для стрельбы с колена протяженностью около 20 километров, а до полного профиля доводили потом в более свободное время».

Помимо работ, непосредственно связанных с обороной, жители сел продолжали вести хозяйства и выращивать хлеб — не стоит лишний раз напоминать, что попавшие в окружение находились на полном самообеспечении. Детей и стариков на уборку зерна, правда, не брали, опасаясь белогвардейских разъездов. По словам Довбии:

«Нашему оцеплению теперь приходилось почти каждый день отгонять вражеские разъезды и выбивать их засады. И только после этого крестьяне подъезжали к месту работ и, не распрягая лошадей, работали без передышки. Все уже привыкли к перестрелкам, но не забывали об опасности и строго соблюдали дисциплину. Каждый понимал, что не миновать смерти тому, кто зазевается, уклонится в сторону или отстанет от обоза».

В большинстве сел, как и ранее в Покатиловском, работали мастерские, где изготовлялись пики и ручные гранаты, ремонтировались винтовки, отливались пули. На литье шли самовары, посуда, решетки от веялок.

Участники обороны изготовили два артиллерийских орудия — 6-дюймовое и 3-дюймовое, — заряжались они самодельными ядрами и различными металлическими осколками. Одну из пушек разорвало при первом же выстреле.

Окопы Черкасской обороны в наши дни. Фото с сайта vlast.kz

Автор «Чапаева» Дмитрий Фурманов, сам с конца 1919 года служивший на Семиреченском фронте, в своем романе «Мятеж» так писал об участниках Черкасской обороны:

«Тридцать тысяч крестьян с детьми, женщинами, целым табором направились на селенье Черкасское. Закрепились. Обрылись. Окопались. Огородились, упрятались, как могли... История черкасской обороны — это удивительная страница героического сопротивления обреченных на гибель десятков тысяч бойцов, наполовину безоружных, больных, вынужденных дорожить каждым ударом, каждой пулей, которую назавтра будет негде раздобыть. Осажденные держались целых полтора года и устроили за это время мастерские, где готовили пули-самоделки, холодное оружие, даже готовили порох».

В сегодняшней историографии, правда, нет единого мнения насчет поголовной приверженности участников Черкасской обороны большевистской идеологии. По всей вероятности, как и в случае с Крестьянской армией Ферганы, сельчане Семиречья были озабочены в первую очередь защитой не революционных идей, а собственных жизней и хозяйств от посягательств со стороны казаков и коренного населения края.

Огненное кольцо

Начало обороны ее участники встретили в состоянии ожесточенной внутриполитической склоки: после того как Мстислава Никольского избрали командующим войсками, он прекратил подчиняться уездному исполкому, выступил за отделение военной власти от гражданской и введение военной диктатуры. Вопрос был вынесен на чрезвычайный съезд Советов Лепсинского уезда, который состоялся 5 ноября 1918 года в селе Осиновском.

Делегаты, включая большинство военных, решительно отклонили предложение о введении диктатуры, но Никольский не подчинился и направил вооруженные отряды для разгона съезда, который, однако, к их прибытию уже завершил свою работу. В итоге объединенное заседание исполкома и Военного совета осудило действия Никольского, а народные митинги в окрестных селах и гарнизонах, как пишет Калима Тулекеева, «отвергли диктаторские притязания».

Никольского отстранили от командования, и он окольными тропами добрался до Верного, где сделал доклад о положении дел вокруг Черкасского. В дальнейшем он еще не раз будет пробираться через фронт и даже возглавит несколько безуспешных попыток прорвать блокаду. В 1920 году Никольского при не совсем выясненных обстоятельствах по приговору реввоентрибунала расстреляют сами же большевики.

Пока сельские советы боролись с бонапартистскими замашками своего командира, белые предприняли первые серьезные попытки прорвать оборону, однако наступление войск генерала Ростовцева на село Антоновское в октябре и отряда полковника Замяткина на село Андреевское в ноябре окончились полным фиаско. Черкассцы не только отбили все атаки, захватив в качестве трофеев несколько сотен винтовок, шашек и различное военное оборудование, но и сами, умело используя резервы, нанесли противнику несколько чувствительных контрударов. Уже упоминавшийся Андрей Симонов докладывал в ставку Колчака:

«Противник на Семиреченском фронте силен и заслуживает серьезного внимания… Обстановка борьбы такова, что нашим войскам приходится драться за каждый шаг, за каждый дом».

Атаман Борис Анненков (второй справа) с членами французской военной миссии в Семиречье, 1919 год

В конце января 1919 года на Черкасскую оборону с севера начали наступления войска Бориса Анненкова, сведенные к этому времени в отдельную дивизию. Белогвардейцам удалось занять первую линию окопов у села Андреевское, но защитники контратаковали и после ожесточенной рукопашной схватки отбросили врага на прежние позиции. Трофеи составили 2 пулемета, 105 винтовок и несколько тысяч патронов. В плен попали 44 белогвардейца.

13 марта 1919 года части 5-й белогвардейской дивизии генерала Щербакова начали очередное наступление на село Антоновское. Несмотря на то, что утром 14 марта им удалось перерезать дорогу на Черкасское, а конная алашордынская сотня даже ворвалась в село, развить успех не получилось. Алашордынцы попали под перекрестный огонь, и подкрепление не смогло к ним пробиться. К середине дня к Антоновскому подошли партизанские эскадроны из соседних сел, полностью изменив соотношение сил. Потеряв несколько сотен человек убитыми, ранеными и пленными, Щербаков отвел своих бойцов.

Спустя три дня части дивизии Анненкова, захватив село Андреевское и учинив там резню, попытались развить наступление вглубь обороны. Однако командование черкассцев, стянув резервы, окружило белогвардейцев у села Николаевского. Чтобы избежать полного разгрома, Анненков отдал приказ об отступлении, и его войска, потеряв пленными 330 человек, большое количество оружия и снаряжения, оставили занятые позиции. При этом эскадроны черкассцев преследовали отступающих еще на расстоянии 25-30 километров. Захваченных рядовых бойцов противника сельчане отпустили восвояси, офицеров — поставили к стенке.

После этого на несколько месяцев на фронте наступило затишье, прерываемое лишь локальными стычками. Несмотря на достигнутые успехи, окруженные села находились в отчаянном положении — попытки прорыва Красной армии со стороны Верного были неудачны, так что обороняющиеся испытывали нарастающий с каждым днем дефицит боеприпасов, продовольствия и фуража. Среди черкассцев участились случаи тифа и цинги. Все это провоцировало внутреннее брожение — начались разговоры о сдаче, которые подпитывались извне эмиссарами противника.

В очередное генеральное наступление белые части в количестве уже почти 10 тысяч бойцов под общим командованием Анненкова — известного своими изуверскими выходками по отношению и к своим, и к чужим — пошли в разгар лета. Белогвардейское командование поставило задачу полной ликвидации Черкасской обороны, запланировав главный удар по удаленным восточным селам (Герасимовское, Колпаковское, Глиновское) и отвлекающий — по селу Андреевскому.

Атаки анненковцев начались 16 июля 1919 года. Пока партизаны громили у Андреевского полк генерала Ярушина, основные силы атамана, воспользовавшись тайными горными тропами, по которым их провели перебежчики из числа местных жителей, захватили практически незащищенные восточные села. Контрудар черкассцев потерпел неудачу ввиду явного превосходства противника. К 19 июля в руках у обороняющихся остался только укрепленный треугольник сел: Черкасское, Антоновское и Петропавловское. Попытка белых с ходу взять последние опорные пункты провалилась, встретив яростное сопротивление всего населения, и Анненков был вынужден перейти к осаде. Оказавшееся в полной изоляции село Константиновское героически оборонялось до 15 августа, после чего уцелевшие защитники, расстреляв все патроны, отступили в горы, а оставшееся население подверглось жестокой расправе.

Дом начала ХХ века в центре села Черкасское, в котором располагался штаб обороны, а в 1968-1978 годах - основное здание музея. Фото с сайта yvision.kz

Теперь территория Черкасской обороны сократилась до небольшого участка в 10–15 километров длиной и 8–10 километров шириной, на котором скопилось свыше 30 тысяч крестьян с имуществом и скотом. Вся эта площадь насквозь простреливалась артиллерией Анненкова. Из штаба Семиреченского фронта в Реввоенсовет Туркестанской республики в Ташкенте докладывали:

«Окруженные тесным кольцом, села Черкасское, Петропавловское и Антоновское геройски держат фронт. Последние дни скотина и лошади подыхают, не имеем совершенно фуража. Герои задыхаются в окопах от разлагающихся вражеских трупов. Защищаться нечем, вооружены старики, женщины и дети чем попало для защиты... Анненков беспощадно выпускает в день тысячи снарядов, химических и тяжелых и стреляет камнями. Девять селений Лепсинского уезда, занятых им, последнее время вырезаны поголовно, все строения стерты с лица земли. Картина страшная. Беженцев скопилось много, выхода для эвакуации нет».

Однако все попытки Красной армии прорвать кольцо окружения с внешней стороны вновь закончились неудачей из-за упорного сопротивления белых. И хотя в августе к черкассцам на подмогу и удалось пробиться отряду из 1500 бойцов при 4 орудиях и 5 пулеметах, преломить ситуацию это уже не могло — капитулянтские настроения постепенно набирали силу, в то время как Анненков забрасывал окопы противника листовками с предложением сдаться.

Наконец, 14 сентября 1919 года на совместном заседании Лепсинского уездного исполкома с представителями командования обороны было принято решение начать с Анненковым предварительные переговоры о сдаче. Однако достичь перемирия не удалось, и тогда все силы обороны были собраны в ударный кулак для прорыва блокады. После того как и эта попытка не привела к успеху, делегация возобновила контакты с белогвардейцами.

Документ-инструкция уездного исполкома для парламентеров с наивными требованиями о всеобщем разоружении, «нейтралитете» Лепсинского уезда, ссылками на братскую любовь и «первого социалиста Иисуса» отражал политическое простодушие крестьянства, все еще надеявшегося на полюбовное соглашение со свирепым атаманом. Переговоры завершились неопределенным перемирием, однако Анненков требовал немедленной капитуляции. Попытки прибывшего из Ташкента комиссара Петра Тузова оттянуть время и организовать новый прорыв ни к чему не привели: 13 октября началась массовая сдача оружия, утром 14 октября части Анненкова без боя заняли Черкасское и Петропавловское, а к полудню — Антоновское, что означало падение Черкасской обороны.

Группа ветеранов Черкасской обороны в 1948 году. Фото из книги Калимы Тулекеевой «Черкасская оборона»

Немногим черкассцам удалось мелкими группами прорваться из окружения через болота. Основная часть защитников сложила оружие, после чего последовали экзекуции и казни. Спустя 8 лет, когда в Семипалатинске судили Анненкова, в обвинительном заключении, в частности, говорилось:

«Заняв село Черкасское, анненковские отряды стали производить зверства и насилия, “рубя направо и налево” крестьян, жен и детей. В одном только селе Черкасском и Покатиловке было зарублено и расстреляно 1300 человек обоего пола и различного возраста… В селе Колпаковке изрублено, расстреляно и повешено 783 души. Уничтожены женщины, старики и много детей. В поселке Подгорном (Сазы) изрублено 200 человек и все село разгромлено. Деревня Антоновка совершенно разгромлена и стерта с лица земли. Деревня Константиновка сожжена. Сожжены село Болгарское, село Некрасовка и другие».

Анненкова в итоге расстреляли по приговору суда. Про него, кстати, написаны многочисленные научные труды, свирепый атаман превратился в легенду Гражданской войны, тогда как Черкасская оборона так и осталась локальной драмой на далекой окраине бывшей империи. Память о ней хранит уютный музей в Черкасске да несколько памятников, медленно зарастающих деревьями. Но пусть этот эпизод так и не стал героической главой в школьном учебнике, зато он обернулся горьким уроком о том, как идеологии лишь набрасываются поверх простых человеческих страхов — за землю, дом и собственную жизнь.