Ташкент сам по себе

Вид на одну из башен новой Ташкентской крепости в 1860-е годы

В годы советской власти отечественная историография всячески пыталась навязать различным событиям далекого прошлого пролетарскую или хотя бы демократическую окраску. Из бунтарей, мятежников и обычных разбойников лепили революционеров, а любые попытки отдельных народов, групп населения или жителей какой-то местности самоорганизоваться в советской интерпретации всегда обретали «республиканский» характер.

На территории бывшего СССР и в самом деле существовало немало государственных образований с таким политическим устройством, но все они, как правило располагались в европейской части страны — это и рабовладельческие республики в греческих полисах Причерноморья, и Новгород с Псковом. Тем не менее история Центральной Азии также знает подобные примеры, но известно о них намного меньше. Так что об одном из них, Ташкентском государстве Юнус-ходжи, стоит поговорить подробнее, тем более что во многом оно с точки зрения государственного строительства было уникальным.

Дахи и махалли

К XVIII веку Ташкент за свою почти двухтысячелетнюю историю уже пережил множество взлетов и падений. Несколько раз он был разрушен почти дотла, но люди снова и снова возвращались в долину на правобережье Чирчика, туда, где с востока на запад и с севера на юг текут многочисленные каналы — Бозсу, Салар и другие, питающие поля пшеницы, джугары и риса.

После кратковременного постмонгольского ренессанса в эпоху Тимуридов область среднего течения Сырдарьи, как и остальной Мавераннахр, погрузилась в эпоху междоусобиц, когда бесконечные войны между местными правителями, нападения кочевников, регулярные захваты и разграбления Ташкента притормозили развитие экономики, культуры и городской жизни. Тем не менее его стратегически выгодное расположение на границе степи и на стыке интересов ведущих региональных держав давало о себе знать — население Ташкента росло параллельно его доходам. Причем невзирая на то, кто владел всем городом — по сути, Ташкент на фоне постоянной внешней угрозы и смены хозяев превратился в самоорганизующийся организм, функциональность которого почти полностью обеспечивалась внутренними резервами.

Еще с IX-X веков город делился на четыре даха — Кукча, Сибзар, Шейхантаур и Бешагач — территориально и административно обособленные части, в каждой из которых имелись свои медресе, кладбища, базары и несколько городских ворот. Эти части возникли на месте четырех разных поселений, которые со временем слились в единый город.

Расположение даха и городской стены на старой карте Ташкента. Изображение с сайта hook.report

Каждая даха в свою очередь делилась на махалли, разделенные по профессиональному (гончары, кузнецы, ювелиры, ткачи) или этническому признаку. Во главе даха стояли хокимы, во главе махаллей — аксакалы. Период, когда в Ташкенте местная власть фактически находилась в руках четырех хокимов, иногда так и называется «чорхоким».

Ведущий российский востоковед Василий Бартольд писал, что уже в начале XVIII века у власти в Ташкенте стояли ходжи — замкнутое аристократическое сословие, отдельные представители которого вели родословные к пророку Мухаммеду. Бартольд, к слову, считал такие родословные поддельными.

Богатые и знатные горожане самостоятельно, то есть вне зависимости от воли какого-либо монарха, выдвигали на все административные посты лиц, утверждавшихся в некоторых случаях курултаем (съездом представителей от кочевых племен окружающей степи и от горожан). Все части города выставляли войско для борьбы против внешних врагов, а наиболее важные вопросы решали сообща. На органы городского самоуправления были возложены также общественные обязанности по организации водоснабжения и переделу пахотных земель.

Как и положено, в каждой махалле имелась своя мечеть, вокруг которой, собственно, и объединялась община. Всего в первой половине XVIII века, по свидетельству русского посланца, поручика Пензенского гарнизонного пехотного полка Карла Миллера, в Ташкенте насчитывалось 150 мечетей, следовательно, и махаллей было такое же количество.

Четыре к одному

Когда Миллер посетил Ташкент, тот находился под властью правителя Старшего жуза Жолбарыс-хана, который сделал город своей столицей. Помимо казахов, в разные годы той эпохи здесь господствовали бухарские Шейбаниды и Аштарханиды, а с образованием в 1709 году Кокандского ханства на долину Чирчика стали претендовать и правители узбекского племени минг, взявшие под контроль всю Ферганскую долину. Ко всему прочему, до второй половины XVIII века Ташкент не единожды попадал под власть джунгаров — монгольского племени, долгое время выступавшего в Центральной Азии в качестве доминирующей силы.

В составе обширного Джунгарского (Ойратского) государства, границы которого простирались от Сырдарьи до внутренних районов Монголии и которому формально подчинялись казахские ханы, Ташкент оказался одним из крупнейших оазисов оседлой культуры во владениях кочевников и важным источником доходов. В итоге местные купцы стали частыми гостями не только в степях, но и в городах по всему периметру джунгарских границ — прежде всего в России и в маньчжурском Китае.

Ташкентский базар в конце XIX века. Архивное фото

В 1740 году ташкентцы сбросили Жолбарыс-хана — его зарезали в одной из городских мечетей — и на какое-то время попали под прямую власть джунгар. Однако уже в 1755 году маньчжуры сокрушили ойратов, демонтировав их государственность. Де-юре Ташкент перешел к победителям и стал владением империи Цин, хотя де-факто город получил независимость — влияние маньчжурского Китая даже в период наивысшего могущества не распространялось так далеко на запад.

Как пишет Юрий Соколов в своей книге «Ташкент, ташкентцы и Россия» (1965 год), в этот период население будущей столицы Узбекистана, еще не готовое принять власть, сохранило старую форму ее организации, предоставив военно-полицейские функции приглашенному в город казахскому феодалу с войском. Известны имена двух казахских биев, которые так или иначе имели влияние на ташкентские дела — это Толе-бий, который получал дань с города в 40 тысяч таньга, и Канай-бий.

Одновременно горожане создали собственный орган самоуправления — в российских источниках его называли «магистратом» — который помещался около Кукчинских ворот на западе города и занимался, в частности, хозяйственными и торговыми вопросами. Сбор налогов — с оседлых жителей — также относился к компетенции городской администрации. Как и судопроизводство, но тоже только в тех случаях, когда дело касалось горожан и оседлых жителей сельской местности. «Магистрат» занимался и внешними сношениями Ташкента.

Но даже при таком уровне самостоятельности полностью консолидировать власть в своих руках местным элитам долгое время не удавалось. По той простой причине, что хокимы каждой из даха пытались перетянуть одеяло на себя. Глубина противоречий между ними остается предметом споров — некоторые авторы открыто используют для ее описания термин «междоусобица», другие же, как, например, советский востоковед Ольга Чехович, считают, что разногласия между хокимами носили частный характер, а иначе и быть не могло в городе, имевшем общие судебные и религиозные учреждения и проводившем консолидированную внешнюю политику.

Так или иначе, описанное положение дел сохранялось почти четверть века и наконец вылилось в открытое вооруженное противостояние, в которое оказались втянуты и обычные жители. Внутренняя нестабильность не замедлила сказаться и на экономическом положении Ташкента. Окрестные кочевые племена начали постепенно захватывать владения ташкентцев за пределами городской черты, многие возделываемые земли запустели, так что заросли камышей в некоторых местах подошли к самым защитным стенам.

Казахские всадники в бою. Изображение с сайта e-history.kz

В «Сказании о Ташкенте» — выдержке из таджикской рукописи второй половины XIX века за авторством Мухаммеда Салиха Ташкенди — говорится следующее:

«В странах кипчакской степи и в городе Ташкенте от четырех частей ташкентской округи на украшающем власть престоле пребывали четыре вельможи этого города... В Шейхавендтахурской (Шейхантаурской) части Ташкента правителем был Бабахан-тура Аулайкулиханид, в Бешагачской части правителем был Раджаб-бек из потомков Аштарханидов, в Кукчинской части правителем был Мухаммед Ибрахим-бек, из потомков Чагатай-хана, а в Сибзарской части был правитель из потомков Джучи-хана. Они осуществляли управление страной, власть и правосудие по отношению к подданным в подвластных местах кипчакской степи совместно, по взаимному соглашению. При отражении неприятеля выходили на бой по очереди. Иногда из-за благородного рвения к защите чести на Джангахе происходили поединки».

Как видно из рукописи, ташкентские хокимы вели свою родословную от Тимуридов, Чагатаидов и Джучидов — то есть непосредственно от Сотрясателя Вселенной Темучина. Однако, если их пращур сокрушал империи, то разборки его наследников свелись к вооруженным стычкам на крохотном клочке земли возле современного ташкентского сквера имени Пушкина.

В какой-то момент против Шейхантаурской части города ополчились остальные три хокима, однако в последующем бою они потерпели поражение, и перешедшие в ответную атаку люди Бабахана-туры подчинили сначала Бешагач, а потом и оставшиеся две части Ташкента. Изначально причиной конфликта, по некоторым данным, стала драка или спор на скотном базаре.

Караван-сарай в окрестностях Ташкента. Рисунок середины XIX века

Далее в какой-то момент Бабахан-тура, вероятно, сошел с политической сцены — возможно, скончался, — и власть перешла к его потомкам, которые с согласия народа (посада) делегировали ее одному из представителей местной (или пришлой) элиты — Юнус-Ходже, ставшему таким образом правителем единого города.

Вообще, возвышение Юнус-Ходжи в разных источниках подается крайне противоречиво, да и полной ясности относительно его происхождения тоже нет. Иногда он называется узбеком, иногда таджиком, который в свое время служил в войске уже упоминавшегося казахского Толе-бия. В русских источниках Юнус-ходжа назван «ходжанским владельцем», из чего следует, что корни его следует искать в Худжанде.

Тот же Соколов пишет, что Юнус-Ходжа был сыном умершего хокима Шейхантаурской даха, который явился в город в 1784 году с войском казахов и заявил претензии на место своего отца, поддержанные местные старейшинами. Другие исследователи указывают, что Юнус-Ходжа с помощью родственника кокандского хана Нарбута-бия — Хан-ходжи — изгнал из Ташкента одних казахов, чтобы заменить их другими, лояльными. И сам, якобы, не имел никакого отношения к местной административной верхушке, будучи выходцем из духовного сословия, а конкретно — представителем рода Тахуридов, берущего начало от шейха XII века Ховенди ат-Тахура. Тот, в свою очередь, происходил от второго праведного халифа — Умара.

Разнятся и оценки личностных качеств Юнус-Ходжи. Многие источники отмечают, что горожане приняли его «на ура», но это может говорить как о высокой оценке способностей нового правителя, так и об общей усталости ташкентцев от затянувшейся междоусобицы и безвластия. Мухаммед Салих Ташкенди прямо указывает на то, что правитель единого Ташкента был любителем опиума и со временем «из нормального человека стал умалишенным». Впрочем, давайте судить по делам, разберемся, как Юнус-Ходжа распорядился доставшейся ему властью.

Город-государство

На рубеже XVIII и XIX веков Ташкент был уже довольно крупным городом площадью 16 квадратных километров и населением около 80 тысяч человек. Отталкиваясь от версии, что новый правитель привел с собой крупный казахский отряд, состоявший из воинов племен шанышкылы и канглы, можно предположить, что Юнус-ходжа, ставший фактически независимым государем, сумел консолидировать своей политикой и местную феодальную знать, и пришлых «варягов», и обычных горожан. Во всяком случае ни о каких крупных народных возмущениях в годы его правления (1784 — 1801) неизвестно.

Карта из книги "Ташкент, ташкентцы и Россия". Ташкент, Узбекистан, 1965, Юрий Соколов

Напротив, Юнус-ходжа, несмотря на свои спорные методы управления — есть сведения, что он довольно жестоко разобрался с возможными конкурентами за владение городом и вообще вел себя крайне бесцеремонно по отношению к равным себе по статусу, полагаясь только на ближнее окружение и назначив на ключевые военные должности своих сыновей, — среди простого народа пользовался авторитетом и уважением. Очевидно, сократившееся за годы междоусобицы население Ташкента в полной мере оценило усилия новой власти по развитию торговли и укреплению обороноспособности города.

Российский историк Александр Добромыслов, который, кстати, датирует начало правления Юнус-ходжи 1790 годом (до этого времени Ташкентом, по его данным, временно владел бухарский эмир Шахмурад), пишет, что когда весь центральноазиатский регион охватил голод и люди продавали своих детей ради «приобретения средств для покупки хлеба», ташкентский градоначальник «много помогал» местному населению. Его же первой заботой в качестве правителя Ташкента стало «усмирение и подчинение своей власти» казахских кочевых племен, живших в междуречье Чирчика и Келеса.

Действительно, Юнус-ходжа проводил весьма активную, если не сказать агрессивную, внешнюю политику. Однако для начала он обновил городские стены, для чего потребовалось мобилизовать усилия всех 150 махаллей. Горожане работали в порядке хашара: каждый из них пользовался собственным инструментом, рабочим скотом и транспортными средствами. После ремонта длина стен составила около 20 километров, высота — 8 метров, а толщина у подножия — 2 метра.

Укрепив оборону города, Юнус-Ходжа начал расширять сферу влияния Ташкента и на первых порах весьма преуспел. Опираясь на личную армию, состоявшую в основном из казахских всадников, Юнус-ходжа подчинил почти всю территорию нынешней Ташкентской области, а также племена, жившие на юге современной Туркестанской области Казахстана.

Внутри этого относительно небольшого, но уверенно стоявшего на ногах государства, чеканилась собственная медная монета. С каждого жителя, по оценкам посетивших Ташкент русских горных инженеров Тимофея Бурнашева и Михаила Поспелова, собиралось в год налогов на сумму от 12 до 24 рублей (от 7 тысяч до 14 тысяч рублей по нынешнему курсу). В отчете русских путешественников об этой поездке, помимо всего прочего, говорилось:

«Ташкентской Владелец употребляет не ограниченную власть над жизнию и имением его подданных; но он власть сию часто приводит в исполнение по совету с лучшими своими чиновниками... В таких советах участвуют первостепенные Хожи, в усердии и преданности коих Владелец уверен. Суд происходит пред лицом его на словах, и нет никаких при том письменных производств. Изобличенной в важных преступлениях наказывается лишением имения и высылкой за границу, а иногда и лишением жизни виселицею, или отсечением головы. За маловажные же вины садят в яму на определенное время, наказывают на теле или налагают пеню».

Послание Юнус-ходжи императору Павлу I. Иллюстрация из книги "Ташкент, ташкентцы и Россия"

Казачий подпоручик Дмитрий Телятников, побывавший в Ташкенте с первым русским посольством в 1796 году, указывает на то, что местный народ «по степенного (то есть по степеням) разделения не имеет, у них ходжи в одинаковой степени», намекая на равные права всех горожан. Далее следует такое наблюдение: «Народ сей, привыкший к вольности, непокорлив будучи до крайности. Владеющий же хан все беспорядки старается истребить».

У Телятникова Юнус-ходжа просил русской военной помощи на случай вероятного противостояния с маньчжурским Китаем. Однако правительство императора Павла I, в целом поддерживая установление тесных хозяйственных, культурных и политических связей с Ташкентом, решило не усложнять отношения с империей Цин. Ответному посольству Юнус-ходжи в России были даны уклончивые ответы, хотя ташкентским купцам царские власти обещали «всякую по границе империи безопасность, свободу и другие свойственные тому удобства и выгоды».

В свою очередь, из отчета Поспелова и Бурнашева можно узнать также, что мобилизационные возможности Ташкента на конец XVIII века составляли около 30 тысяч человек, приблизительно такое же войско могли выставить и союзные казахские племена, которые раньше «грабительствами нередко стесняли городских жителей», но Юнус-Ходжа «ласковостью, а более и силою привел их под свою зависимость». Город, по свидетельству русских инженеров, активно торговал с Россией, Китаем, Персией, Индией и казахскими кочевьями, однако вот с соседним Кокандским ханством, как и с Ходжентом, «со времени разрушенного согласия» связей не поддерживалось.

Согласие, к слову, разрушилось почти сразу после того, как Юнус-Ходжа пришел к власти. Поспелов и Бурнашев, описывая безрадостное положение города к началу его правления — «земледелие и скотоводство приходило в упадок; полезное заведение садов подвержено было разорению; вместо трудолюбивого в ремесле упражнения, каждой выходил c оружием в руках и всегда видел жизнь свою в опасности», — отмечают, что и соседи-казахи, и кокандский хан постоянно посягали на ташкентские владения. А Юнус-Ходжа «между умножением хлебопашества и разведением садов» не только укрепил стены, но смог постепенно справиться с внешней агрессией.

Берега канала Карасу в Ташкенте. Фото с сайта wikimedia.org

Первая крупная победа ташкентцев над кокандцами относится к 1794 году. Пять лет спустя армия хана, форсировав Чирчик, дошла почти до стен города, однако в битве на берегу канала Карасу Юнус-ходжа нанес им сокрушительное поражение. Попавших в плен воинов противника во главе с их командиром Ханом-ходжой, тем самым, что по одной из версий, привел его к власти, ташкентский владыка распорядился казнить. После этой победы часть принадлежавших Кокандскому ханству земель была включена в состав ташкентских владений и их границы раздвинулись до водораздельного хребта Кураминских гор.

Воодушевленное военными успехами окружение ташкентского правителя, по всей вероятности, убедило Юнус-ходжу, что он в состоянии установить контроль и над Ферганской долиной, которая принадлежала кокандцам. При этом горожане эти планы не поддержали, так что в дальнейших походах ополчение не участвовало. Как пишет Мухаммед Салих Ташкенди:

«Не посоветовавшись с эмирами вилайета, не обсудив с благородными эмирами страны и начальниками государства, по-наущению группы казахов отправил он посла в столичный город Коканд к султану Алим-хану хакану со следующим заявлением: «Намереваясь претендовать на Ферганское владение, я иду через округи Намангана»».

Первая попытка сокрушить ханство в 1800 году закончилась безрезультатно — ташкентское и кокандское войска встретились у Сырдарьи в районе Худжанда, но никто из противников не рискнул переправиться. Постояв друг против друга и обменявшись пушечными выстрелами, обе армии разошлись по домам. Впрочем, Юнус-ходжа тут же начал готовить новый поход. В 1801 году его войско численностью около 7 тысяч человек дошло до местности Пункан в Ферганской долине — сейчас на этом месте, по всей вероятности, плещутся воды Кайраккумского водохранилища, — где было полностью разгромлено кокандской армией. Преследуя бегущего противника, отряды хана подступили под самые стены Ташкента, но были остановлены городским ополчением.

Это поражение положило конец не только экспансионистским планам Юнус-ходжи, но и благополучию его государства в целом. Правитель Ташкента, судя по всему, так и не пережил последствий военного фиаско. В том же 1801 году, попрекаемый со всех сторон и местной знатью и простыми горожанами, он, по выражению Салиха, «переселился из сего непрочного мира в жилище вечного упокоения».

Закономерный финал

После смерти Юнус-ходжи его наследники довольно быстро разбазарили все доставшееся им наследство. В первые годы XIX века Ташкент постоянно находился под давлением кокандцев, его население беднело и лишалось владений за пределами городских стен. Вражеские армии разоряли окрестности, хотя долгое время не решались на штурм.

Центральноазиатские государства в первой половине XIX века

Только в 1807 году 12-тысячная армия кокандского Алим-хана появляется на берегах Чирчика, подчиняет себе все местные кочевые племена и, потратив некоторое время на осадные работы, берет город приступом. Ташкент становится владением хана и с небольшими перерывами остается таковым вплоть до русского завоевания во второй половине XIX века. Как пишет Соколов, после взятия города кокандцы казнили всех казахов и других кочевников, имевших отношение к старой администрации. Впрочем, какие-то остатки самостоятельности Ташкент сохранил — например, кокандский наместник был обязан править городом «по совету» с местной знатью.

Можно ли назвать Ташкент времен Юнус-ходжи «республикой» — вопрос спорный, хотя монархией это государство точно не являлось, а ведь именно эта форма правления господствовала в регионе. В любом случае правитель города, несмотря на широкие полномочия, действовал, опираясь на совет старейшин, который в свою очередь избирался населением Ташкента.

То есть налицо все признаки некой аристократической, торговой республики — вроде Новгорода, Пскова или итальянских городов-государств (Генуя, Пиза, Венеция), где элементы демократии, по словам Ольги Чехович, ограничивались правами (и обязанностями) горожан защищать свои владения с оружием в руках, а также участвовать в свержении неугодных правителей. Насколько эти демократические инструменты были рабочими, можно судить хотя бы по взлету и падению самого Юнуса-ходжи, который достиг всех успехов, всецело пользуясь поддержкой горожан, но как только начал действовать, опираясь исключительно на ближнее окружение, тут же привел свое государство к краху.