Центральноазиатская эпопея Ивана Зайцева

Хива начала XX века. Фото с сайта uzbekistan1.com

Гражданская война в России перемолола миллионы судеб, и часто биографии людей, переживших эпоху революций, читаются как захватывающий политический триллер. Однако даже среди самых закрученных сюжетов выделяется история генерала Ивана Зайцева, уроженца Южного Урала, который встретил Февральскую революцию на фронте в Румынии, а закончил свой жизненный путь на берегу Тихого океана, в Шанхае. Между этими двумя точками значились такие промежуточные остановки как Хива, Ташкент, Фергана, Самарканд, Ашхабад и Соловецкие острова. Впрочем, Соловки нас интересуют в последнюю очередь — исходя из указанного перечня следует, что деятельность Зайцева в годы Гражданской войны была непосредственно связана с Центральной Азией, о чем и будет этот рассказ.

В Хиву через Карпаты и Петроград

После перехода под покровительство России ханов Младшего и Среднего казахских жузов в среднем течении реки Яик (Урал) для защиты торговых путей и новых царских подданных по повелению императрицы Анны Иоанновны был заложен город Оренбург. Почти одновременно в верховьях Яика была построена Верхнеяицкая пристань (впоследствии — крепость), ее заселили уфимские, самарские и яицкие казаки. Впоследствии из них было сформировано новое казачье войско, которое с 1743 года стало называться Оренбургским.

Как и прочие представители данного сословия, оренбургские казаки участвовали во всех военных кампаниях империи — против Наполеона, турок и во время завоевания Центральной Азии в середине XIX века. К 1877 году, когда в станице Карагайская в семье учителя родился Иван Матвеевич Зайцев, Россия уже покорила Кокандское ханство, поставив в зависимость Бухару и Хиву — страны, где нашему герою предстоит спустя почти полвека сражаться с большевиками.

Поначалу молодой казак пошел по стопам отца — в возрасте 17 лет стал станичным учителем, но уже спустя два года решил завязать с гражданской карьерой и поступил на военную службу. Последовала учеба в Оренбургском казачьем юнкерском училище и в Николаевской академии Генерального штаба. Впрочем, для того, чтобы стать полноценным генштабистом, Зайцеву не хватило набранных баллов по стратегии, статистике и военной истории, так что по окончании Академии он вернулся на родину, где стал офицером-воспитателем в Оренбургском Неплюевском кадетском корпусе. Тогда же он женился на купеческой дочери Александре Метневой.

Первую мировую войну Зайцев встретил в звании подполковника. И хотя должность позволяла ему оставаться в тылу, Зайцев, получив у императора разрешение уйти на фронт, отправился в действующую армию. Следующие два с половиной года он воевал в Карпатах против австрийских войск в составе 3-го конного корпуса генерала Федора Келлера — «первой шашки России». К 1917 году на счету Зайцева, действия которого на фронте, по оценкам современников, «всегда отличались смелостью и лихостью», было несколько удачных рейдов по тылам противника, за которые он был удостоен четырех орденов и наградного оружия.

Иван Зайцев. Фото с сайта wikipedia.org

После Февральской революции Зайцев, дослужившийся к тому времени до полковника, был избран делегатом от Румынского фронта и командирован в Петроград для приветствия Временного правительства. В революционном городе боевой офицер оказался втянут в деятельность различных комиссий, совещаний и съездов, представляя на них то казачество, то армию в целом.

В столице Зайцев находился до июля 1917 года, когда сначала получил в командование 4-й Исетско-Ставропольский полк Оренбургского казачьего войска, а затем был назначен комиссаром Временного правительства на территории Хивинского ханства с переподчинением ему всех находившихся там российских отрядов.

Купленная победа

Ситуация в Хиве к 1917 году сложилась такая, что в Петрограде имели о тамошних делах лишь самое приблизительное представление. Хотя на троне по-прежнему находился Асфандияр-хан, его власть оспаривали и младохивинцы, объявившие о создании собственного правительства и парламента, и лидеры туркменских племен во главе с Джунаид-ханом, и постепенно набиравшие авторитет в регионе большевики. При этом самой внушительной военной силой в ханстве оставался русский гарнизон, командование которым и доверили Зайцеву.

Прибыв в Хиву, полковник сумел разобраться в ситуации, договорившись сперва с Джунаид-ханом, а затем уже с его помощью замирив приаральских туркмен. После этого он помог Асфандияр-хану справиться с младохивинцами, искавшими защиты у местного Совета солдатских депутатов. Таким образом, революция в Хиве была отсрочена, а Зайцев, укрепив позиции и хана, и Временного правительства, принялся формировать из местных русских поселенцев Амударьинское казачье войско — последнее и самое, пожалуй, малоизвестное казачье войско, созданное на землях бывшей Российской империи. Принимались в него не только русские, но также узбеки, каракалпаки и туркмены.

Асфандияр-хан. Фото Сергея Прокудина-Горского

Октябрьский переворот 1917 года Зайцев, ставший к тому времени самой влиятельной фигурой в Хиве, не признал и первым в Центральной Азии начал боевые действия против большевиков. Как писал много позже советский генерал Иван Куц в своих мемуарах «Годы в седле»: «Имя Зайцева было широко известно в Туркестане. После Февральской революции Керенский назначил его комиссаром Временного правительства в Хиве. После Октября ему было приказано демобилизовать войска, находившиеся под его началом. Но Зайцев не подчинился и повел их в Чарджуй на соединение с баратовцами. Полковник пришелся по душе офицерской молодежи. Его избрали “командующим”. Новоявленный Бонапарт развил кипучую деятельность, чтобы склонить казаков к открытой борьбе против Советской власти в Туркестане».

Заняв в январе 1918 года Чарджуй (современный Туркменабад) и отправив под арест членов местного совдепа, Зайцев встретился с министрами Временного правительства Кокандской автономии Мустафой Шокаем и Усманом Ходжаевым, обговорив с ними вопросы совместной борьбы с большевиками. Правда, тогда автономисты еще не располагали собственными вооруженными отрядами, так что действовать Зайцеву пришлось в одиночку. Увеличив численность своего отряда до полутора тысяч человек — в основном оренбургских, семиреченских и уральских казаков, — полковник рискнул с этими, мягко говоря, скромными силами начать наступление на юг, вдоль Амударьи, в самое сердце Центральной Азии, поставив главной целью овладение Ташкентом.

На пути к столице советского Туркестана лежал Самарканд — здесь Зайцев рассчитывал встретиться с теми самыми «баратовцами» — русскими войсками, которые с начала Первой мировой войны воевали с турками в Персии под командованием генерала Николая Баратова.

Как пишет российский историк Андрей Ганин, действия отряда Зайцева вызвали панику у большевиков, которые еще не привыкли к вооруженным посягательствам на свою власть: «Совнарком Туркестанского края лихорадочно отдавал приказания с требованиями остановить Зайцева. На осадном положении была объявлена Среднеазиатская железная дорога. В общей сложности на борьбу с Зайцевым было брошено до 3000 красногвардейцев».

Тем не менее поначалу остановить казаков не вышло — отряд Зайцева без боя занял Самарканд, гарнизон которого отказался защищать советскую власть и объявил о своем нейтралитете. До Ташкента оставалось какие-то три сотни километров.

Оренбургские казаки, 1910 год. Фото с сайта wikimedia.org

Однако боевой пыл казаков потихоньку угасал, тем более что большевики не прекращали агитацию в лагере противника, постепенно разлагая войска Зайцева и склоняя их к сдаче оружия. По утверждению Андрея Ганина, окончательно судьба зарвавшегося полковника решилась, когда власти советского Туркестана выделили два миллиона рублей на подкуп казачьего комитета. Получив такие деньги, казаки решили сложить оружие и сдать своего командира красным. Зайцев, не дожидаясь ареста, бежал, но уже спустя несколько дней был арестован в Асхабаде (Ашхабаде).

Жизнь в подполье

Как пишет Иван Куц, следствие по делу Зайцева раскрыло, что полковник был в связи едва ли не со всеми антисоветскими силами в Центральной Азии — с оренбургским атаманом Александром Дутовым, «туркменской белой гвардией», правительством «контрреволюционной Кокандской автономии», бухарским эмиром, ну и, разумеется, действовал заодно «как платный агент иностранного империализма». Странно, что советская власть все же решила помиловать столь опасного противника — первоначальный приговор о расстреле был заменен десятью годами заключения в Ташкентской крепости, где Зайцев и оказался в конце февраля 1918 года.

Отсиживаться за решеткой половник не собирался — вскоре он вступил в контакт с подпольной Туркестанской военной организацией (ТВО), созданной бывшими царскими офицерами и чиновниками для борьбы с советской властью. Вокруг ТВО, которую извне поддерживали англичане, со временем сплотились все антибольшевистские силы края, включая местных националистов, мусульманское духовенство и даже дашнаков. Возглавлял организацию генерал-лейтенант Лука Кондратович, а одним из лидеров был Петр Корнилов — брат зачинателя Белого движения Лавра Корнилова.

С помощью ТВО Иван Зайцев в июле 1918 года бежал из Ташкентской крепости. После этого ему пришлось почти три месяца скрываться сначала в Ташкенте и его окрестностях, а затем в отдаленных казахских кочевьях в нижнем течении Сырдарьи. ТВО выдала ему фальшивые документы на имя землемера Н.К. Турчанинова (по другим данным — на имя Н.К.Томилина), а также предоставила проводника и переводчика из местного населения по имени Тюлеган и личного адъютанта мичмана Аничкова.

Кишлак в окрестностях Ташкента, архивное фото

Оказавшись на свободе, полковник принял самое активное участие в деятельности ТВО, заняв должность исполняющего обязанности начальника штаба. Организация под присмотром англичан готовила серию восстаний по всему Туркестану. После свержения советской власти, в котором, должны были единовременно принять участие и белогвардейские отряды, и силы туркменских повстанцев, и даже армия бухарского эмира, планировалось создать Туркестанскую Демократическую Республику с выборным президентом, кабинетом министров и однопалатным парламентом.

Стоит заметить, что сам Зайцев, который, как и многие другие белогвардейские деятели, был сторонником «единой, неделимой России», относился к подобным перспективам без особого энтузиазма. Своим товарищам-подпольщикам он говорил: «Мы, казаки, всегда стояли и стоим за целость и неделимость России… И вдруг сейчас по замыслам небольшой группы лиц предполагается отторгнуть от России богатый и цветущий Туркестанский край, что будет коварной изменой по отношению к остальной центральной и большей части России». Как известно, такая упертость в желании сохранить Россию в имперских границах немало навредила Белому движению, оттолкнув от него многих потенциальных союзников в войне с большевиками.

В любом случае громоздкий и трудновыполнимый план, подготовленный на конспиративных квартирах ТВО, пошел прахом после того, как большевики раскрыли сеть заговорщиков в Ташкенте. Последовали аресты и расстрелы. Оставшиеся на свободе руководители организации вынуждены были перенести свою деятельность на периферию. В частности, Зайцев вместе с Петром Корниловым в октябре 1918 года отправился в Ферганскую долину, где им было поручено организовать повстанческое движение из местных басмачей. Планировалось мобилизовать на борьбу с советской властью 25 тысяч человек, оружие для которых должны были поставить англичане. Отправляя Зайцева в Фергану, руководство ТВО учло его опыт в налаживании отношений с туркменами Джунаид-хана, который со временем и сам стал одним из наиболее влиятельных басмаческих вождей.

В Фергане полковнику пришлось иметь дело с курбаши Ишмат-баем, которому Зайцев предложил план реорганизации повстанческих отрядов по образцу казачьего войска. Работа спорилась несмотря на то, что басмачи в целом с трудом поддавались дисциплине и с опаской относились к английскому покровительству, а самого полковника постоянно беспокоили панисламистские настроения среди ферганских повстанцев.

Басмачи. Кадр из видео на YouTube

Впоследствии, когда уже в СССР Зайцева арестовало ОГПУ, в постановлении следователя говорилось: «Гражданин И. М. Зайцев, будучи во время Октябрьской революции Командующим Русскими войсками в Хиве, вступил в борьбу с советской властью Туркестанскаго края, дал бой под Самаркандом. Будучи осужден на 10 лет заключения в крепость, бежал из крепости. Был в разбойничьих становищах басмачей, формировал и организовывал из них повстанческие отряды».

Как бы то ни было, все приготовления белого подполья вновь были сведены на нет успешными контрмерами ЧК. Хотя на этот раз ТВО подставилась сама — генерал Кондратович, получив от англичан деньги, начал закупать лошадей для создания конных частей, что и привлекло внимание соответствующих органов. 50 активных членов ТВО было арестовано, а остальным пришлось затаиться или бежать.

Корнилов и Зайцев отправились из Ферганы в Ташкент. Первому из них повезло меньше — попытавшись скрыться на пригородной даче у супруги, он в итоге был арестован и расстрелян. Зайцев же, чья жена раньше была вывезена подпольщиками из Ташкента, отправился скитаться по уже знакомым кишлакам в окрестностях города. Несколько дней он пытался выйти на остатки разгромленного подполья и, убедившись в тщетности своих усилий, решил пробираться на север — в сторону Чимкента и далее, через казахские степи, в расположение войск Александра Дутова, который контролировал область Оренбургского казачьего войска.

Однако это полное рисков путешествие по заснеженной степи долго не продлилось — в полусотне километров от города Туркестана полковник был задержан и, если бы не поддельные документы, не избежать бы Зайцеву расстрела. Некоторое время большевики продержали его в тюрьме, но потом выпустили под надзор милиции. По все тем же фальшивым документам полковник устроился работать бухгалтером на свинцовый рудник в горах Каратау. Там он встретил известие о подготовке нового восстания в Ташкенте и собирался было уже возвращаться на юг, чтобы примкнуть к единомышленникам, но так называемый Осиповский мятеж большевики подавили быстрее, чем Зайцев успел тронуться в путь. Так что поучаствовать в этом знаковом для региона событии полковнику не довелось.

Демонстрация в Ташкенте по случаю победы Советской власти, ноябрь 1917 года. Фото с сайта oldtashkent.com

В очередной раз убедившись в тщетности попыток свергнуть советскую власть в Туркестане из подполья, Зайцев в феврале 1919 года принял решение уходить в Россию, где борьба с большевиками приняла характер полномасштабной войны. Путь к своим занял несколько недель. В апреле неутомимый полковник, после полутора лет скитаний по Центральной Азии, перешел под видом рабочего линию Актюбинского фронта и вышел в расположение Оренбургской армии атамана Дутова.

Кульбиты судьбы

По итогам своей службы в Туркестане Зайцев написал 44-страничный доклад, который и зачитал перед казачьими депутатами. В своем выступлении, как свидетельствует архивы, полковник подробно рассказал о «единодушной готовности всех народов Туркестана к восстанию против поработителей большевиков и особенно со стороны мусульманского населения Края, которое поголовно мобилизовалось и объявило Священную войну большевикам и их приспешникам». При всем уважении, довольно наивная оценка ситуации, которая, вероятно, могла ввести в заблуждение новых сослуживцев Зайцева, рискни они руководствоваться его тезисами.

Сослуживцам, впрочем, было уже не до Туркестана — белые армии Колчака и Дутова, у которого Зайцев занял должность начальника штаба, переживали провал за провалом. Даже присвоение долгожданного звания генерала осенью 1919 года вряд ли сильно порадовало Зайцева — после серии поражений от большевиков Оренбургская армия была расформирована, а ее начштаба отправился в Китай как полномочный представитель атамана Дутова.

Обложка книги Ивана Зайцева "Соловки", издание 1931 года

И хотя последующая жизнь генерала уже не была связана с Центральной Азией, нельзя не упомянуть о том, какие испытания выпали не его долю. В Китае Зайцев находился до 1924 года, после чего, получив амнистию от советского правительства, вернулся в СССР и даже занял должность начальника штаба стрелковой дивизии. В этом месте историки расходятся по вопросу о мотивации генерала — согласно наиболее распространенной версии, которую поддерживает и уже упоминавшийся Андрей Ганин, решив вернуться на родину и служить большевикам, Зайцев вовсе не отказался от борьбы с советской властью, а напротив — вознамерился продолжить сопротивление изнутри, для чего ему и надо было интегрироваться в систему, а конкретно — в руководящий состав РККА. По альтернативной же версии, вернувшись в СССР, генерал начал сотрудничать с ОГПУ, а все его последующие приключения были организованы советскими спецслужбами.

Так или иначе, с момента прибытия Зайцева в Москву не прошло и года, как он оказался сначала в Бутырской тюрьме, а потом — в лагере на Соловецких островах. Свое трехлетнее пребывание там Зайцев позже описал в книге «Соловки», во многом предвосхитившей «Архипелаг Гулаг» Александра Солженицына.

После отбытия основного наказания генерала отправили в ссылку в Сыктывкар, откуда он в августе 1928 года бежал (в какой уже по счету раз!) и более семи месяцев скитался по СССР, достигнув в итоге Дальнего Востока. В сентябре 1928 года Зайцев по документам землемера Павла Николаевича Голубева устроился на службу в окружное земельное управление Амурского округа, а спустя полгода перешел границу с Китаем.

Остаток жизни Зайцев провел в Шанхае, где тогда существовала многотысячная русская колония. Бывшего военного комиссара Хивы и ташкентского подпольщика земляки приняли довольно холодно — многие из них подозревали генерала в сотрудничестве с чекистами. Несмотря на то, что Зайцев активно участвовал в деятельности белоэмигрантских объединений, много писал и печатался, реабилитироваться в глазах соотечественников он так и не смог.

Незадолго до своей смерти, то есть уже после прихода к власти в Германии Адольфа Гитлера, но до первых всполохов Второй мировой, Зайцев записал: «Мы пребываем накануне решительных событий в истории человечества… накануне открытой сокрушительной борьбы двух миров… От исхода генерального сражения этой борьбы будет зависеть направление исторического русла всего человечества».

22 ноября 1934 года генерал Иван Зайцев совершил самоубийство в своей шанхайской квартире, не выдержав недоверия со стороны эмигрантской общины.