Азиза Абдирасулова: «Парламент Кыргызстана совершил преступление против государства»

Азиза Абдирасулова, глава кыргызстанского правозащитного центра «Кылым шамы», недавно обратилась в Генпрокуратуру и Госкомитет национальной безопасности (ГКНБ) с просьбой принять меры в отношении одного из пользователей соцсетей. «Фергана» расспросила Абдирасулову, что послужило причиной столь решительного поступка.

— Почему вы обратились в столь серьезные инстанции? Неужели пост этого пользователя в соцсетях так задел вас?

— Обращаться в Генпрокуратуру и ГКНБ я не хотела, но была вынуждена. Некий Н.К., которого я знать не знаю, опубликовал коллаж с изображением ряда активистов и политиков. На этом коллаже была и я. Он обвиняет нас в том, что мы не встали на защиту мусульманских кладбищ, на которых какие-то девушки сфотографировались в нижнем белье. Надо уточнить, что я их не фотографировала, на Facebook не размещала, и, вообще, я думаю, что это фотошоп.

Ладно, если бы молодой человек сначала написал мне письмо или позвонил. Я бы тогда как минимум обратилась в Госкомиссию по делам религий и другие компетентные органы. Мы же не можем проследить за всеми событиями — тем более нести за них ответственность.

Автор поста утверждает, что мы всех защищаем за деньги и даже от покойников ожидаем плату. Не знаю, насколько связаны два события, но этот пост появился на второй день после того, как адвокат Нурбек Токтакунов заявил, что за аварию на Бишкекской ТЭЦ должен нести ответственность нынешний президент Сооронбай Жээнбеков.

Наш опыт учит, что такие выходки могут быть не просто прихотью отдельных невоспитанных людей. Помните, как начинались активная травля и шельмование правозащитников после событий 2010 года? Тогда сайты ведущих информационных агентств Кыргызстана изобиловали открытыми угрозами: призывали нас убивать, поджигать наши дома, требовали изгнать нас из страны — не говоря уже просто об оскорблениях. Угрозы были направлены конкретно в мой адрес, а также в адрес адвоката Нурбека Токтакунова и других правозащитников.

В 2011 году в стране был инициирован законопроект об иностранных агентах. Это значит, что в целенаправленной, спланированной кампании по шельмованию активистов и в формировании общественного порицания в наш адрес было заинтересовано государство. Эту модель наши власти скопировали у России, где, в отличие от нас, такой закон все-таки приняли.

Нынешний коллаж в наш адрес еще можно было бы стерпеть, но этот пост спровоцировал комментарии, которые прямо разжигают межнациональную и межрелигиозную рознь. Пишут, например, что мы защищаем только узбеков и евреев. Кто-то написал, что мы бы подняли шум, если бы это было христианское кладбище, и так далее. Не знаю, какая на все это будет реакция властей, пока жду.

— Вы судились с Алмазбеком Атамбаевым, когда тот был президентом, и проиграли в двух инстанциях. Не думаете ли возобновить дело теперь, когда он не может повлиять на суды?

— Нет. Сегодня Атамбаев не президент, и против него выступают все, кому не лень. Я выступала против него, когда у него была неограниченная власть. Когда собиралась подавать жалобу в Верховный суд, он ушел с поста, и мне это стало уже неинтересно. Абсолютно не нужно.

Подавать многомиллионные иски против журналистов и адвокатов Атамбаев начал первым. Я подала иск против него на 10 миллионов сомов, чтобы показать общественности, что на президента тоже можно подавать в суд.

— И было за что?

— Конечно! Он оскорбил меня и Толекан Исмаилову перед всей страной. Почему он может защищать свою честь и достоинство, а простой гражданин не может? Ведь перед законом все равны.

— По-вашему, он должен перед вами извиниться?

— Он мог бы извиниться. Помню, в 2011 году после своей инаугурации он пригласил на торжественный прием ряд активистов, там была и я тоже. Тогда он подошел ко мне, слегка взял за руки и сказал во всеуслышание: «Пока я президент, вы никогда не будете привязывать себя к ограждению Белого дома. Он имел в виду нашу акцию, когда мы, несколько активистов, приковали себя цепями к ограждению Белого дома в защиту избирателей Атамбаева, выступавших против президента Бакиева. Не прошло и 5 лет, как он забыл свои слова.

Точно так же в 2002 году мы защищали Азимбека Бекназарова, который, будучи председателем парламентского комитета по правам человека, был арестован с вопиющими нарушениями закона. Я лично 7 лет защищала его и аксыйцев, пока они все не были признаны жертвами и не получили компенсацию. Тогда люди думали, что я родом из Аксы, что я родственник или близкий человек Бекназарова.

— А Бекназаров поддержал вас, когда вы судились с Атамбаевым?

— Нет, наоборот. В 2012 году, когда он баллотировался на должность судьи Конституционного суда, мы задали ему вопрос относительно законопроекта об иностранных агентах. Он сказал, что поддерживает этот законопроект, и заявил, что межэтнический конфликт на юге страны в июне 2010 года разгорелся будто бы из-за того, что я дала СМИ неверную информацию. Когда я подошла к нему с вопросами, он ответил: «Я тебе докажу это!» Я подала иск на миллион сомов, мы судились год, пока он не извинился передо мной официально. Но разочарование в нем пришло раньше. В мае 2005 года, после андижанских событий, Узбекистан попросил экстрадировать четверых узбекистанцев, которые находились в лагере беженцев в Кыргызстане. Бекназаров был и.о. генпрокурора. Группа правозащитников зашла к нему и просила не отдавать этих людей. В ответ Бекназаров сказал: «Я же знаю, за чьи деньги вы их защищаете...»

"Марш свободы" в Бишкеке. Фото из Facebook Азизы Абдирасуловой

Когда встаешь на защиту политиков, они, наверное, думают, что они такие святые, а мы обязаны защищать их всю жизнь. Но мы защищаем не их самих, а их человеческие права. Вот этой тонкой грани они не видят и не понимают. У нас нет ни друзей, ни врагов. Я и сейчас готова вступиться за Атамбаева, если его права будут нарушены, хотя он тогда заставил меня плакать.

— А вы к политикам за какой-либо помощью обращались?

— Никогда. За кого-то я могу просить, это в тысячу раз легче, чем за себя или своих родных.

— Были ли ситуации, когда высокие чиновники помогали вам по своей инициативе?

— Такого не было. Но признание получала. У меня три нагрудных знака от омбудсмена, награды и благодарственные письма от Государственного агентства по местному самоуправлению и межэтническим отношениям, Генпрокуратуры, Минюста, МВД, была награждена медалью «Данк» («Слава». — Прим. «Ферганы») в 2010 году.

— Что значат для вас эти награды?

— Очень приятно, когда твои заслуги официально признаются властями, которым ты оппонируешь. Но более важна практическая сторона. Это обеспечивает нашу безопасность. Когда различные националистические силы, объявляющие нас врагами народа, видят такое внимание государства к нам, они немного успокаиваются.

— При какой власти правозащитникам и лично вам работалось, если можно так выразиться, более комфортно?

— С Аскаром Акаевым я лично не встречалась. Более того, скажу, что процесс становления демократических институтов как бы прошел мимо меня. Тогда у меня были маленькие дети, и я больше занималась домашними делами. Но скажу, что первые 3-4 года работать с Акаевым было легко. А с 1994 года он стал недоступным. Потом ситуация только ухудшалась.

К Курманбеку Бакиеву тоже вначале был легкий доступ, он прислушивался к нашим советам. Например, когда отмечалось пятилетие аксыйских событий, люди митинговали, требуя наказать виновных, сельчане хотели приехать в Бишкек для бессрочных акций протеста. Тогда мы — Турсунбек Акун, адвокат Сартбай Жайчыбеков, Толекан Исмаилова и я — зашли к Бакиеву и предложили поехать в Аксы. Эта поездка помогла разрядить обстановку.

Моя последняя встреча с ним состоялась 15 марта 2010 года на Курултае единства народа. Активисты бойкотировали мероприятие. Я пошла одна. Тогда мы защищали жертв ноокатских событий (разгон и арест участников мусульманского праздника Орозо айт в южном городе Ноокат 1 октября 2008 года. — Прим. «Ферганы»), у меня было что сказать президенту. Я высказалась, но не знаю, захотел он или нет по этой информации работать, — 7 апреля 2010 года его свергли.

Что касается Розы Отунбаевой, она пришла к власти в условиях страшного кровопролития, каждый день проходили десятки митингов. Мы буквально тушили пожары межэтнических и других конфликтов, которые возникали то там, то тут… Мы как по лезвию ножа ходили. А во время июньских событий 2010 года мы находились в самом пекле, мы не делили людей, помогали всем, кто нуждался и кому могли помочь. В каких грехах нас только не обвиняли тогда!

Я раньше никогда об этом не говорила, вам скажу — тогда МВД подавал на меня в суд. В интервью «Дойче велле» я заявила, что первым оружие применили не узбеки и не киргизы, а сотрудники милиции. В МВД потребовали извиниться. Но у меня были доказательства, ведь я была членом нацкомиссии по расследованию этих событий. Есть документ, подтверждающий, что в ночь на 10 июня милиция применила оружие, разгоняя толпу.

В то время я не стала рассказывать про иск МВД — это было опасно. Тогда многие хотели меня убить, в лучшем случае выгнать из страны. Для таких людей эта информация прозвучала бы как команда «фас!». А многие только этого и ждали.

Из соображений безопасности я вынуждена была покинуть страну. Уезжая, передала МВД и Розе Отунбаевой документы, которые доказывали мои слова о применении оружия милиционерами. Через 2 недели МВД отозвало свой иск.

Азиза Абдирасулова в Дублине. Фото с личной страницы в Facebook

Было очень трудно, но тогда Роза Отунбаева могла позвонить мне среди ночи, и не один, а несколько раз. И я могла тоже выходить на нее, когда была необходимость. Она тогда держала связь со всеми, что и помогло разрешить ситуацию. Сказался ее опыт работы в миротворческих структурах ООН.

Атамбаев, как и другие президенты, сначала активно общался с гражданским сектором, создал три общественных совета при президенте, в том числе по правам человека. Периодически встречался с нами, но через 2-3 года перестал. Последний раз мы встретились с ним в 2015-м, а уже через год он напал на нас, публично объявив чуть ли не врагами народа.

Радует, что Сооронбай Жээнбеков с нами встретился. Он провел с активистами около четырех часов вместо запланированных двух с половиной, отвечал на все вопросы. Обратную связь мы сейчас чувствуем. Но понимаем, как тяжело управлять страной, — времени у него не хватает. Меня восхищает его заявление, что он никогда не станет судиться с журналистами. Думаю, и журналисты тоже будут думать об этике.

— Как вы оцениваете ситуацию с правами человека в стране в свете вступления в силу сразу нескольких новых кодексов?

— Мы сейчас изучаем их и понимаем, какую кашу заварили наши законодатели, если не сказать, в каком мы оказались дерьме. Например, раньше решение по задержанным участникам мирных собраний, митингов и пикетов принималось судебными инстанциями, так что человек мог отстаивать свои права вплоть до Верховного суда. А согласно новому Кодексу о нарушениях теперь милиция сама задерживает участников мирных собраний, сама же их и штрафует, а минимальная сумма штрафа составляет 3000 сомов (около $43). После у человека есть всего 24 часа, чтобы обратиться в суд, при этом решение суда первой инстанции является окончательным и обжалованию не подлежит. Это прямое покушение на права человека и ни к чему хорошему не приведет.

Разработке и принятию закона о мирных собраниях мы отдали 7 лет. Благодаря ныне покойному депутату Эркину Алымбекову, а также экс-министру юстиции, ныне депутату Алмамбету Шыкмаматову мы получили классный закон, которому дали высокую оценку практически все международные организации, включая Венецианскую комиссию (консультативный орган по конституционному праву, созданный при Совете Европы в 1990 году. — Прим. «Ферганы»). Наши чиновники всегда хвастались этим законом перед ООН, ОБСЕ и другими международными институтами.

Новый Кодекс о нарушениях отменил многие положения этого закона, мы скатились до правового уровня 2002 года, того уровня, который в свое время привел к трагическим аксыйским событиям. Так же дела обстоят и в других областях. То есть по каждому нарушению принимает решение не суд, а компетентный госорган. Представьте себе, если по врачебным ошибкам решение будет принимать Минздрав, то есть заинтересованная сторона?

После вступления новых кодексов вся страна зациклилась на штрафах за плевки в общественных местах. А то, что у нас отобрали конституционное право защищать свои права во всех судебных инстанциях, люди еще не поняли. Если в стране возникнет очередная волна недовольства и протестов, то это благодаря Кодексу о нарушениях. Потенциально он может привести к большим беспорядкам.

— Эти кодексы разрабатывали целые рабочие группы с привлечением лучших экспертов, проходили общественные обсуждения. Почему получился такой результат?

— Я принимала участие в обсуждении Уголовно-процессуального и Уголовного кодексов. Но что мы там могли сделать за два часа круглого стола? Смотрите, какого объема этот документ! Но тогда я заметила, что из Уголовного кодекса убрали статью о многоженстве, которую в итоге добавили, но тюремное заключение заменили штрафом. Я согласна с этим, старая статья не работала. Пусть хоть штрафы будут брать.

— Что нового предлагают принятые кодексы в сфере борьбы с пытками?

— Вот тут, извините меня, полное дерьмо. В ходе обсуждения законопроектов право расследовать такого рода преступления вначале отдали МВД, потом исправили и передали прокуратуре. Но в новой Конституции, принятой в 2016 году, полномочия по расследованию преступлений у органов прокуратуры отобрали — а это около 70 статей УК, и они повисли в воздухе.

Согласно новой Конституции должностные и экономические преступления расследует ГКНБ. Сюда же входила и пытка. В новом же Уголовном кодексе пытка перешла в разряд преступлений против личности, которые переданы МВД. Я считаю, что это результат преступно-халатного отношения к делу со стороны парламента. Это преступление против государства, против общественного порядка! Депутаты ведь должны были изучить вопрос при голосовании. Неужели никто не заметил противоречие кодексов новой Конституции?

— Что же теперь делать?

— Нужно провести срочную серьезную ревизию всех новых кодексов. Пусть привлекут к этой работе представителей гражданского общества. Необходимо сделать компетентные заключения и потом решить, как быть дальше. Если сегодня будем вносить поправки в Закон о мирных собраниях согласно новому Кодексу о нарушениях, мы потеряем все, что мы завоевали в этой сфере и чем хвалились все эти годы.

— Получается, все вопросы возникли именно «благодаря» принятию новой Конституции?

— Да. В этом отношении экс-президент Атамбаев здорово сыграл свою игру с референдумом. Этим он все сломал, практически проигнорировал новое законодательство и свел на нет усилия по его разработке и введению.

— Любопытно, что доноры, выделившие немало денег на эту работу, хранят молчание.

— К сожалению, такие страны, как Нидерланды, Норвегия, Финляндия и другие, которые активно поддерживали нас, после «арабской весны» направили средства на Ближний Восток. Сегодня можно порадоваться за Узбекистан, где отношение к правам человека меняется в лучшую сторону. Думаю, что многие доноры теперь направят средства туда.

Мы рады, гордимся, что Кыргызстан сохраняет относительно ведущие позиции среди стран региона. С другой стороны, боюсь, что международные организации, которые проводят исследования в этой сфере, например Freedom House, не понимают, что Кыргызстан всегда бросается из крайности в крайность. Иногда, увидев некоторые улучшения в одной области, они закрывают глаза на другие тенденции. Не знаю, как дальше пойдет, но будем работать...

— Как ваша организация реагирует на такие изменения и вызовы?

— У нас есть четкое разделение полномочий, есть мотивация. Например, 20 процентов своего времени сотрудники посвящают фандрайзингу — пишут проектные заявки. Если проект поддержат, координатором становится его автор. Я сама уже лет 5-6 не пишу проектных заявок, я координирую работу организации в целом, помогаю генерировать идеи, утверждаю бюджеты проектов. Одновременно мы реализуем несколько проектов, не только по пыткам. Поэтому у нас текучести кадров практически нет. Правда, в прошлом году ушел наш юрист. Но он вырос, ему здесь стало тесно, и он открыл свою организацию.

— Как вы оцениваете позицию государства, которое все еще сильно рассчитывает на поддержку доноров?

Азиза Абдирасулова с внуком. Фото с личной станицы в Facebook

— Есть очень много государственных обязательств, исполнение которых не требует денег. Например, чтобы не пытать, не нужны никакие деньги. Есть, конечно, социально-экономические права, на обеспечение которых нужно направлять большие средства. Поэтому в первую очередь государство должно обеспечить экономическую стабильность в стране. Тогда многие вопросы решатся сами по себе.

— Как вы думаете, скоро ли в стране правозащитники могут остаться без работы?

— Ой, быстрее бы это случилось!

— А чем бы вы занялись тогда?

— Занялась бы внуками, мужем, у которого здоровье стало подводить. Нашла бы чем заниматься, очень люблю копаться в огороде, кур разводить. Экологией занималась бы, наконец! А вы знаете, что в Польше самые оппонирующие властям активисты — это экологи? А у нас с этим — непочатый край. Возьмем мой родной город Майлуу-Суу, где есть 20 захоронений сибирской язвы. Там люди сидят как на пороховой бочке, эти объекты могут открыться и заразить половину Центральной Азии. Я уже не говорю о 36 урановых хвостохранилищах. В столице уже нечем дышать, скоро не будет и чистой воды. Это же идет наравне с пытками!

— Не подумываете уходить на заслуженный отдых?

— Я уже на пенсии. В остальном здоровье покажет. В организации создала атмосферу, где может вырасти новый лидер, которому можно будет передать это дело. Уйду, когда буду уверена, что организация сможет работать самостоятельно, но пока думаю, что я нужна здесь. С другой стороны, все равно правозащитную сферу не смогу бросить. Потому что люди по-прежнему будут обращаться. Это, наверное, на всю жизнь.