В московском парке Фили 18 августа откроется фестиваль «Посольство», который, возможно, станет событием года для центральноазиатских сообществ и мигрантов, приехавших в столицу России на заработки или в поисках лучшей жизни. Фестиваль организует фонд V—A—C вместе с московскими диаспорами, независимыми кураторами и художниками из группы «ЗИП». Этому проекту предшествовало создание бесплатных творческих мастерских для поэтов и музыкантов из Центральной Азии.
По мысли организаторов, на целый день парк Фили сделается платформой для культурного обмена, коллективных художественных практик, совместного отдыха и общения между представителями разных сообществ столицы. В программе фестиваля — выступления музыкантов и поэтов из Таджикистана, Киргизии и Узбекистана, разговоры с экспертами, мастер-классы, детские мастерские, экспериментальные настольные и спортивные игры и, разумеется, еда.
Что собой представляет фестиваль «Посольство», почему он так называется и какие традиции продолжает, рассказали «Фергане» его кураторы Анна Моисеенко и Ярослав Алёшин.
Возможность стать известным
— Анна, как получилось, что вы стали куратором фестиваля «Посольство»?
— Дело в том, что именно мы с Кириллом Медведевым делали первый такой фестиваль два года назад, — говорит режиссер-документалист Анна Моисеенко. — Он назывался «Памир — Москва». Фестиваль проходил в музее Москвы, и тогда, два года назад, ничего подобного еще не было, и никто здесь этой темой абсолютно не интересовался. Мы пытались проложить дорогу — так, чтобы люди, которые приехали в Москву на заработки из разных стран Центральной Азии, и московские завсегдатаи типичных фестивальных событий могли встретиться на одной площадке, чтобы им оказалось интересно одно и то же мероприятие. И вот тогда мы с Кириллом Медведевым пришли в музей Москвы и попросили, чтобы они нас бесплатно пустили. Мы устроили там концерт, дискуссии ученых, демонстрации фильмов — словом, все, что мы хотели показать на нашем фестивале. И, надо сказать, это получилось. Мы не знали, какова будет аудитория, но пришло тогда, по подсчетам волонтеров, пять тысяч человек. Фестиваль назывался «Памир — Москва», и он был ориентирован на аудиторию из Таджикистана, ну и понятно, из Москвы, из России. И действительно, оказалось, что все это для пришедших людей очень интересно и очень нужно.
— И вы решили продолжать делать такие фестивали?
— Да, мы этого очень хотели. Мы встретились с фондом V—A—C, и оказалось, что их тоже интересует миграция, и они хотят делать связанные с этим вещи. В общем, наши планы совпали, и поэтому мы стали организовывать фестиваль вместе. Правда, формат фестиваля расширился. Теперь это будет не только Памир. Хотя памирцы, конечно, будут играть большую роль в фестивале, они очень много вкладывают в него и абсолютно открыты к сотрудничеству. Но мы хотим, чтобы присутствовали и другие страны Центральной Азии, и у нас будут участники из других стран.
— В одном из своих интервью вы рассказывали, что интерес к Памиру у вас начался со знакомства с музыкантом Абдумамадом Бекмамадовым.
— Да, я пять лет снимала фильм «Песни Абдула» про Абдумамада и его семью и очень много времени проводила в кругу людей с Памира. Я даже была на Памире, месяц снимала там, в Горном Бадахшане, и, естественно, снимала в Москве. Вот уже почти три года мы показываем этот фильм, так что в общей сложности я лет восемь дружу с памирцами, живущими в Москве. Для меня вся эта история началась давно, и фестиваль — просто логическое ее продолжение.
— В «Посольстве» участвуют московские поэты, в том числе Кирилл Медведев, который является одним из его кураторов, и Андрей Родионов. Как они примкнули к фестивалю?
— С Кириллом это все произошло через музыку. У него есть группа «Аркадий Коц», которая исполняет песни протеста. И не только свои, но и песни разных стран, — в переводе. Среди прочих проблем их интересует тема миграции, тема сотрудничества, солидарности. И я их познакомила с Абдумамадом. А Абдумамад поет в памирском ансамбле «НУР». Люди, которые играют в этом ансамбле, также переехали в Москву с Памира. Они зарабатывают как обычные мигранты — на стройках, в такси и так далее. Однако они собираются, чтобы играть и петь. Их интересы совпали, и этот памирский ансамбль и группа «Аркадий Коц» записали вместе два музыкальных альбома. Они вышли почти одновременно с моим фильмом. И как раз на фестивале «Памир — Москва» два года назад мы устроили премьеру моего фильма и презентацию этих альбомов. Это был совместный концерт памирского ансамбля и группы «Аркадий Коц». И на нынешнем фестивале тоже пройдет такой концерт. Там будет больше музыкантов, потому что фонд V–A–С проводил музыкальную мастерскую для людей из Центральной Азии, которые вместе придумывали программу.
— А как появился в проекте Андрей Родионов?
— Как ведущий мастерской для поэтов. У Андрея большой опыт проведения мастерских, слэмов, театральных постановок, связанных с поэзией, и он очень хорошо понимает, как можно поставить на сцене программу, связанную с поэзией. Все поэты, которые участвовали в мастерской, приехали из стран Центральной Азии. Это был открытый набор, мы публиковали объявление, что будет такая мастерская. Пригласили участвовать в мастерской всех людей из Центральной Азии, которые пишут стихи по-русски или на родном языке, тогда их переведут (а многие уже переведены). Кирилл Медведев помогает все это структурировать, Андрей Родионов — в оформлении переводов. И, в общем, из всего этого для фестиваля будет создана программа выступлений поэтов, участвовавших в мастерской. Кроме них, там будут участвовать и Родионов с Медведевым.
— А из центральноазиатских поэтов там только самодеятельные, которые раньше не публиковались, или есть и поэты профессиональные, которые уже известны у себя на родине?
— Тут сложно разграничить. Это люди, в основном живущие в Москве и не зарабатывающие на публикациях своих книг…
— Боюсь, таких поэтов, которые зарабатывают на жизнь публикацией поэтических книг, сейчас вообще нет.
— Наши поэты — люди, которые приехали зарабатывать деньги своим трудом, можно назвать их трудовыми мигрантами. Но при этом они пишут стихи. Сложно оценить, насколько эти стихи известны у них на родине или в России среди соотечественников — этого я не знаю. Но в основном это молодые поэты. У них, наверное, будет еще много возможностей, чтобы стать известными.
— Ваше знакомство с Центральной Азией началось с Памира. Что вас больше всего там привлекло?
— Мне очень понравилась музыка. Кроме того, меня очень интересует витальность, которая есть там и в музыке, и в людях. Надо понимать, что люди, приехавшие зарабатывать деньги, часто вынуждены заниматься не своим делом, не тем, чем бы они хотели и могли заниматься, если бы у них был выбор. У этих людей, которые работают по шесть-семь дней в неделю, сохраняется огромная энергия и желание создавать музыку и стихи. Например, есть киргизский театр «Аян», где люди в свободное от работы время собираются, чтобы вместе создавать спектакли, играть в них разные роли. Я надеюсь, что фрагмент их спектакля мы покажем на нашем фестивале в августе. И, может быть, удастся что-то еще организовать вместе с участниками этого театра, может быть, какой-то проблемный разговор. Все это чрезвычайно интересно. Меня очень вдохновляет, что люди собираются, и у них такая страсть к тому, чтобы делать театр.
— Кто предложил для фестиваля название «Посольство»?
— Фонд V—A—C. Мы очень любим свое название «Памир — Москва» и хотели бы его сохранить, поскольку многие его уже знают. Но мы понимаем, что такое название нельзя использовать, если расширяем формат. Встанет вопрос: почему «Памир — Москва», если участвуют также люди из Киргизии, Узбекистана, Казахстана? Поэтому мы приняли предложение фонда V—A—C. «Посольство» — название всего большого проекта, в который, помимо фестиваля, будут включено многое другое, например, те же самые мастерские, которые проходили всю весну. Однако название «Памир — Москва» будет тоже указано в афише, чтобы была видна преемственность. Мы с Кириллом остаемся кураторами фестиваля «Памир — Москва», который является частью этого большого проекта «Посольство».
— А как лично вы трактуете название этого проекта?
— В моем понимании это посольство каждого к каждому. Речь не о том, чтобы мы только лишь демонстрировали друг другу культуру своих стран. Мы в первую очередь хотели какого-то взаимодействия. Я воспринимаю это как жест открытости, чтобы мы могли создать что-то все вместе. Впрочем, я думаю, что представители фонда лучше ответят на этот вопрос.
Жизнь состоит не из шапок
— У слова «посольство», помимо административной коннотации, есть и значение, связанное с представительством, — говорит куратор социально-культурных проектов фонда V—A—C Ярослав Алёшин. — Мы воспринимаем живущих в Москве людей из Центральной Азии и самих себя как представителей своих стран и своих культур. Таким образом, наш проект — это жест установления дипломатических отношений, жест дружбы. Нам показалось, что такое название вполне отвечает духу нашей задумки.
— Что привлекло фонд V—A—C в этом проекте и какие задачи вы решаете в его рамках?
— Наш фонд занимается развитием и поддержкой современной культуры. Культура — это форма знания общества о себе самом. Это знание не может быть полным, если оно не охватывает такие ключевые аспекты современной жизни, как миграция и жизнь центральноазиатских сообществ в Москве — центре большой экономической и социальной постсоветской системы.
— Вам представляется, что миграция стала не только частью социальных процессов, но и частью современной российской культуры?
— Мы не разделяем социальные процессы и культуру. Потому что культура — это все, что делают люди. И материалом современной культуры должны, на мой взгляд, становиться человеческие отношения во всех их регистрах — от самых простых бытовых до каких-то символических и возвышенных. Сейчас мы строим в самом центре Москвы огромное культурное пространство — там, где на Болотной набережной исторически располагалась электростанция ГЭС-2. Мы позиционируем его как открытое городское пространство, куда каждый может попасть беспрепятственно. Там будет свободный вход, и там будут реализовываться разнообразные проекты, связанные с современной культурой. Мы понимаем, что нам сейчас нужны самые тесные отношения с различными городскими аудиториями — в том числе и с теми, которые связаны с миграцией. Понятно, что у этих людей есть своя собственная культура, своя собственная жизнь, в том числе художественные потребности и способы их удовлетворять. И нам было бы очень интересно понять, можем ли мы это делать вместе, можем ли мы быть полезными друг другу.
— Насколько долгосрочным является ваш проект?
— «Посольство» — проект долгосрочный. Начался он с творческих мастерских, которые мы организовали в этом году на площадке Библиотеки имени Некрасова. Там мы пытались привлекать людей из центральноазиатских сообществ, которые занимаются музыкой, поэзией, другими базовыми культурными практиками. Мы хотели понять, как мы можем взаимодействовать в поле этих практик. Можем ли мы вместе организовать такое событие, как фестиваль, можем ли вместе подготовить его программу. У нас нет задач как-то напрямую влиять на тех, кто вступает с нами в диалог. Скорее, наша задача в том, чтобы каждая из сторон, которые вступают в диалог, как-то трансформировалась: приобретала знания, опыт, доверие друг к другу. Фестиваль «Посольство» состоит из ряда мастерских, но, естественно, он к ним не сводится. Тут есть ярко выраженная художественная составляющая. В частности, тут есть авторы группы «ЗИП» из Краснодара, которых мы привлекли в качестве художников этого фестиваля. Они активно взаимодействовали с его участниками и многими представителями сообществ, чтобы придумать какие-то практики непосредственно для фестиваля — может быть, перформативные, может быть, связанные с визуальным оформлением пространства парка.
— У вас программой фестиваля предусмотрена игра в экспериментальные виды спорта. В чем смысл такой игры? Для чего, например, дырки в теннисных столах?
— Мы задачу фестиваля видим в том, чтобы люди могли наладить диалог в демократичной, расслабленной, веселой обстановке. Мы хотели уйти в сторону от традиционного формата фестивалей, которые демонстрируют этническое многообразие культур, и при этом сцену делят представители разнообразных центральноазиатских коллективов. Таких фестивалей у нас достаточно: там можно традиционную музыку послушать, поесть традиционную еду. Но мы понимаем, что такого рода привычные фестивали не преодолеют диаспоральной замкнутости и диалога между коренными жителями Москвы и приезжими не сформируют.
Если мы будем делать вид, что наша культура — это стрельцы петровского времени в высоких шапках, а культура Центральной Азии — это лихие наездники, мы вряд ли сможем далеко продвинуться в диалоге, потому что жизнь наша состоит не из шапок.
А вот игровые формы досуга помещают человека в ситуацию для него непривычную, но не травмирующую. Необычный стол для пинг-понга с дырками — это смешно. И, значит, это очень хорошая человеческая база для общения. Тем более если учесть, что фестиваль не сводится к нетрадиционным играм, а там будет и дискуссионная программа, будут доклады специалистов, будет много художественных проектов.
— То есть вы полагаете, что нарушение правил ломает некую заданность и дает возможность людям увидеть друг друга напрямую?
— Да. Что такое традиционная игра, например футбол? Это две команды из разных стран. Диалог их может быть только в форме противоборства: кто-то должен выиграть, кто-то проиграть. А когда ты играешь в игру, где результат непредсказуем и по большому счету неважен... Она смешная, и потому не обидно проиграть.
— В рамках фестиваля будет реализован проект «Трудовая миграция и транснационализм». В программе написано, что фокусом проекта стал феномен транснациональной идентичности — особой формы самоопределения, которая формируется у людей с опытом миграции. Что такое мультикультурализм в рамках одной страны, мы примерно знаем. А вот что такое транснациональная идентичность?
— Я думаю, что это довольно понятная идея. Потому что если мы говорим о Москве (а фестиваль проходит в Москве), то большинство ее жителей — это люди, которые несут многоуровневую идентичность. Они в большинстве своем являются потомками тех, кто когда-то сюда приехал. Мы знаем, что за столетие Москва выросла больше чем в десять раз, — если считать всех жителей, а не только тех, кто имел тут прописку. И этот рост шел за счет внутренней и внешней миграции. В этом смысле почти любой мегаполис сейчас таков. Как житель в Москве сохраняет связь со своей личной историей, со своей страной, со своей малой родиной, семьей, родственниками, с тем местом, куда он приехал и где хочет жить, — вот о такого рода идентичности мы и говорим в первую очередь.
— В оформлении фестиваля будет реализован так называемый образ Зомии — территории на юго-востоке Азии, которой нет на официальных картах. В программе написано следующее: «Исследователи выделяют эту область как место лингвистического и этнического разнообразия, население которой свободно перемещается и взаимодействует вне государственных границ и культурных барьеров и долгое время успешно противостоит колониальному подчинению и глобализации». Что такое Зомия, с вашей точки зрения? Это некий идеал? Один из возможных вариантов будущего? Как писал Маяковский, «чтобы в мире без Россий, без Латвий жить единым человечьим общежитьем...»
— Я бы не пытался представлять это в качестве одного из возможных вариантов. Демонстрировать возможные варианты будущего — это задача людей, которые занимаются политическими процессами. А у нас нет политических задач. Скорее мы говорим об отношениях между людьми. Эти отношения регулируются через самоорганизацию, через совместные культурные и социальные низовые практики, для которых не требуются какие-то громоздкие внешние надстройки, для которых не нужны регулярная армия, границы, государственный аппарат подчинения. В определенном смысле образ Зомии — это такая метафора или даже сказочный образ, который позволяет нам и вообще участникам фестиваля подумать, в каком режиме мы могли бы взаимодействовать, — особенно учитывая то, что мы по историческим меркам совсем недавно (всего тридцать лет назад) жили в такой стране. Мы могли перемещаться, общаться и при этом не лишались своей национальной культуры, ее границы не размывались, были национальные республики, национальные языки, национальные литературы, национальные художественные и театральные школы и так далее. Все вместе жили, общались, обменивались. Это не значит, что я полностью согласен с советским опытом, но тем не менее он у нас есть, и этот опыт тоже может быть предметом обсуждения.
— Собираетесь ли вы развивать проект?
— Естественно. В рамках наших программ — выстраивание постоянных отношений с людьми, с которыми мы взаимодействуем. Мы очень надеемся, что по итогам фестиваля удастся создать какую-то постоянную творческую группу, членам которой было бы интересно придумывать различные идеи, глубже изучать процессы современной культуры — и мы готовы этому содействовать. Мы рассчитываем, что после открытия нашего культурного центра в городе будет существовать сеть таких групп. И эта сеть станет какой-то общественной платформой, которая позволит нам лучше понимать, для чего мы существуем в этом городе и что он собой представляет, а городу, возможно, влиять на то, что происходит в этом публичном пространстве.
-
31 октября31.10ФотоАпокалипсис по-самаркандскиВ Ташкенте прошла выставка «Эгоист» Ахмада Исоева
-
29 октября29.10Не без нарушенийКак наблюдатели оценили парламентские выборы в Узбекистане
-
25 октября25.10Моменты предвыборной гонкиКак политические партии Узбекистана агитировали избирателей
-
25 октября25.10Убийцы ШерзатаО том, как «Новый Казахстан» застрял в 1990-х
-
23 октября23.10ФотоКафе 24 часаВ Ташкенте открыли первую гастрономическую улицу
-
21 октября21.10Проповедник в изгнанииКем был Фетхуллах Гюлен — турецкий богослов, чье влияние простиралось далеко за пределы родины